Стрельба продолжалась секунд двадцать, а потом я охренел от количества стволов, участвовавших в этом салюте, и от сильного грохота, донесшегося откуда-то издалека. Это явно взрыв, даже стены задрожали. Осторожно выглядывая из-за стены, я лежал на левом боку и пытался понять, что делают фашисты. Выходило как-то с трудом. По мне не стреляли, я вообще ничего не видел, слишком темно было в этом углу, но отсветы в соседнем помещении, где я только что убивал немцев, настораживали. Тени так и плясали, стоял такой грохот, что, даже будучи немного оглохшим, мне приходилось морщиться от того, что слышу. Пару раз хлопнули гранаты, не добавляющие мне здоровья, но ладно хоть кидали их не в меня. В ушах звон, голова немного кружится, но жить можно.
«С кем там немчура воюет?»– Звуки доносятся, а вот видеть я ничего не мог.
–Эй, малой! Братишка, ты живой?– внезапно, когда я уже начал волноваться и был готов ко всему, раздался знакомый голос. Слышу, значит, полностью не оглох.
–Малыш, это ты?– неуверенно пропищал я, не узнавая собственный голос. Что и неудивительно, в ушах до сих пор звенит.
–Ну, а кто же еще, выходи, немцы кончились,– бодро так крикнул разведчик.
–Там с лестницы гранаты кидали, смотрите осторожнее!– предупредил я своих.
–Вылезай давай, наши выше двинули, первый этаж уже за нами, саперы стену снесли.
Значит, сработали ребята, отлично.
Я вышел. Малыш стоял один и, распахнув объятия, встретил меня как родного. Обнял, дал сухарик пожевать и отправил к выходу.
–Почему?– я сопротивлялся.
–Братишка, нам надо дом очистить от врага, а немцы не станут смотреть, как их убивают. Сейчас еще и подмога поди придет, давай двигай отсюда, помоги нашим раненым добраться до своих.
–Вы внизу-то оставляете кого-нибудь?– озадачился я.
–Там ребята снаружи, встретят немца, если что, отступят внутрь. Давай, парень, беги отсюда. Может, ты и диверсант, но тут работа не для тебя.
Я пошел к выходу. По пути то и дело мне попадались раненые бойцы Красной армии. Убитых тоже хватало, троих точно срезали насмерть, зрелище вызывало злость и осознание неизбежности. Раненых четверо, причем один, с забинтованной рукой, отстранился от остальных и, взяв немецкий пулемет, готовился к обороне. Удивительно стойкие люди в этом времени, видно, что парню больно, но даже сомнений на лице нет, знает, что нужно, и делает это. Удивительно.
Мертвые лежат кто как, один здорово перемазан кровью, осколками посекло? Наверное, я же слышал разрывы гранат. Один из убитых привлек мое внимание. Мальчишка. Вот ей-богу. Первое впечатление, что передо мной мальчишка, едва ли старше меня. Белое лицо, с застывшими от дикой боли глазами, заострившийся нос и маленькая темная дырочка на лбу, как же точно в него попали… Сколько ему лет? Стоп, нельзя! Если начать думать о погибших, об их возрасте, о том, что они и жизни-то не видели, сойдешь с ума. Не раз уже видел, как бойцы обеих армий безучастно перешагивали через погибших товарищей и занимались своими насущными делами, порой даже не убирая трупы куда-нибудь в сторону. Мертвые превращались в предметы окружающей обстановки, как стены, камни или снарядные ящики. Жаль людей да, но ты жив и обязан выполнять свой долг, свою работу. Будь ты «сто-пятьсот» раз проклят, сраный Адольф!
Меня вырвало. Господи, сколько их видел уже, сколько еще увижу, убивал и сам, и меня пытались, а вот не смог сдержаться, вывернуло.
Видимость в подвале была аховой. Пахло сгоревшим порохом и кирпичной пылью, висевшей в воздухе плотным ковром. Да уж, постреляли ребятки. Как же вовремя они пошли на штурм, кто бы знал, как вовремя! В горле жгло от рвоты и пыли, хотелось пить. Глазами найдя фляжку на одном из убитых, снял и приложился к горлышку. Не успев проглотить, выпучил глаза и стал отплевываться. Вновь чуть не вырвало. Во фляге была водка, ну или чего там бойцам дают, спирт? Думаю, разведенный, ибо жгло не очень сильно. Отплевавшись, пить хотелось все сильнее, поискал еще воды. Видя меня и мои потуги, кто-то из возившихся рядом бойцов протянул мне свою фляжку. Открутив крышку, вначале понюхал. Вроде не пахнет. Водкой, я имею в виду. Пахнет слегка тухлой водой, но мне уже по фигу, делаю несколько глотков, последним полощу рот и сплевываю, из Волги, наверное, сейчас у всех так.
–Эй, пацан, помоги!– окликнули меня. Боец с медицинской сумкой на ремне махнул рукой. Стоял он рядом, наверное, он и дал мне воды.
–Конечно,– кивнул я в ответ и подошел.
–Смотри,– санитар указал рукой в сторону,– там где-то наши бойцы сидят, рядом, наблюдают за улицей, позови сюда хоть одного. У нас один неходячий, его надо вытащить.
–Так давайте с вами и вытащим,– просто предложил я.
–Ты не поднимешь.
–Попробовать-то можно,– пожал я плечами.
Боец с перебитыми ногами лежал и стонал, тут вообще шумно, наверху пальба стоит, внизу раненые стонут. Кстати, немцы все поголовно мертвые, я это сразу отметил про себя, наверное, наши добили, чтобы не обращать на них внимания, попросту не оставляли никого за спиной. Вон, у некоторых все спины в дырках, наверняка добивали уже мертвых, да и хрен бы с ними. Вот уж кого жалеть не стану. Раненый лежал на плащ-палатке, я накрутил узлы на руки и приготовился поднимать. Санитар поднимал у головы, я в ногах. Подняли. Сразу стало ясно, что поднять-то я смог, но тащить не смогу, все же физиологию не отменить, слабоват я. Но ситуацию исправили сами раненые бойцы. Один подошел ко мне, парень был ранен в руку, правый рукав висит пустым, поэтому он помогал мне левой. Еще один из бойцов помог санитару, хотя тот был крепким парнем, странно, что в санитарах ходит, хотя кому как не такому здоровому это делать? Видел я уже, как девчули раненых таскают, бедолаги. И как у них получается-то? Раненый боец немногим от трупа отличается, обмякает, стонет или, наоборот, весь извивается, как уж, а тебе его тащить и, как правило, лежа. Иди попробуй, не каждый мужик сможет, а девчонки таскают. Жесть.
Все вместе мы все же вытащили лежачего из подвала и медленно поперли его по ходу сообщения. Развернуться здесь было трудно, мы с моим помощником постоянно наступали друг другу на ноги, а санитар своего добровольца вообще прогнал. Тесно тут. Стрельба возле здания банка была редкой, лишь одиночные выстрелы рассекали темноту трассерами. Мы выползли из траншеи, и санитар указал направление.
–Туда давай! Бойцы, ходячие, двигайте к берегу, там встретят. Во весь рост не вставать, из соседнего дома могут стрельнуть.
Точно, там ведь тоже немцы! Хотя слышу отчетливо шум боя, наверняка там или отвлекают, или всерьез полезли на штурм. А там ведь дом как бы не больше этого, где и солдат-то наши столько взяли?
Помощник у меня остался, он сжимал зубы, от чего я явственно слышал скрежет, больно ему, а посмотри, как старается! Вот же люди, а…
Метрах в двухстах от банка нас и правда встретили. Меня сразу попросили пройти за каким-то сержантом, который молча указал направление. Ясно, в штаб поведут. Не успев переброситься и парой слов, началось нездоровое действие. Со стороны банка раздалась очередь, за ней еще одна, и еще. Грохнула граната, приглушенно так, тихо, внутри взорвали, понятно. Я разглядывал здание и вспышки автоматных очередей как-то зачарованно, не сразу понял, что рядом все лежат. Тот сержант, за которым я должен был идти, лежал раскинув руки в стороны, медик на животе, и непонятно, жив или нет. Кто-то из раненых стонет, но не встает, даже не говорит ничего. Я как мудак стоял и смотрел, не в силах даже подумать, просто отключилась голова и все.
