–Можем говорить и переводить на ходу, читать и писать, нас, товарищ сержант, набирали сюда именно за знание языка врага.
–О как. Интересно. А как вы это выяснили?– удивился я.
–Так просто поговорили друг с другом, а уж вывод сам напрашивается. Мы все бывшие студенты, в школе изучали немецкий, сейчас знаем его хорошо.
–Давайте проверим ваш акцент,– предложил я, перейдя на немецкий.
–Пожалуйста, господин унтер-офицер, спрашивайте!– был мне ответ.
–Ясно,– сказал я тут же по-русски,– акцент рязанский.
Все засмеялись, а старший из курсантов, с кем я до сих пор и говорил, засмущался.
–Это очень плохо, товарищ сержант?
–Это не хорошо и не плохо, это факт. Слушайте внимательно, все,– добавил я, увидев, как две девочки шушукаются.– С этой минуты все общение на немецком, у меня, если бы вы были специалистами, тоже заметили бы акцент, но он прибалтийский, и немцы к нему равнодушны. Так говорят и в Прибалтике, и Пруссии, да даже в Польше. Для того, чтобы убрать ваш говор, нужна постоянная практика. Слушайте все, что я говорю, внимательно, старайтесь перенимать, и тогда все получится. Запомните главное, от этого знания зависит ваша жизнь, и даже более того, жизнь вашего товарища. Мне было чуточку легче с языком, из-за неизбежности общения с коренными носителями.
–Это с кем?– спросил вновь Олег.– С немцами?– парень даже нахмурился.
–Именно,– жестко ответил я,– вам не сообщили, кто я такой?
–Нет, сказали, что фронтовик, разведчик, требовали не обращать внимания на возраст. Вот и все. Так вы что, немец?
–Еще раз, не вы, а ты, забыл, Олег? И второе, нет, я не немец. Родился я в СССР, а жил до войны в Кобрине, это недалеко от Брестской крепости, может, слышали?
–Да, я знаю, где такой город. Западная Белоруссия.
–Да, это так. Я не разведчик, ребята. Так как мне не запрещали сообщать о себе, особенно вам, курсантам, поэтому расскажу. Я – диверсант. На ваш следующий вопрос я так же отвечу: да, из вас мы сделаем диверсантов.
–Но ведь диверсанты – это люди, воюющие не по правилам, исподтишка!– встрял в разговор еще один парень. Этот был противоположностью Олега, темноволосый, низкого роста, но коренастый.
–Скажи, Веня,– да, он представился Вениамином,– а разве имеет значение то, как убивают врага? Или, может, немцы воюют честно? Слышал, есть такое выражение…
–Цель оправдывает средства?– вставила девушка Анна, красивая блондинка, очень похожая на какую-то актрису, убей не могу вспомнить, как ее зовут. Глаза голубые, ясные, смотрит прямо, не улыбаясь, а они прямо играют. А еще она очень похожа на мою… Стоп, отставить.
–Именно так, ребята, именно так. Вот еще сравнение. Вы занимались стрельбой?
–Да, почти у всех есть значки.– Это они о значке «Ворошиловский стрелок».
–Так значит, должны знать, кто такие снайперы?
–Конечно.
–Снайперскую работу вы тоже назовете подлой и нечестной? Ведь враг чаще всего не представляет себе, что находится на мушке.
–Это же другое, снайпер служит в армии…
–А диверсант выполняет свою работу. Во времена Первой мировой войны одна девушка, выполнявшая такую работу, смогла дезинформацией и хитростью заманить целую эскадру немецких кораблей на минные заграждения, где некоторые из них затонули. Один человек уничтожил несколько сотен врагов за раз, такое не всякому флоту под силу, а тут одна девушка.
–Не может быть,– восхищенно хлопала глазами Анна.
–Отчего же, это быль, более того, девушку звали, как и вас, Анной. Правда, советские историки до сих пор, кажется, не знают, настоящее это имя или нет.
–А почему вы говорите о действиях диверсантов как о работе? Не службе, а именно как о работе?
–Потому, други мои, что есть такая профессия – родину защищать,– ввернул я козырную фразу из отличного фильма.– И способ, которым вы это сделаете, неважен. Важен результат.
Этот разговор длился до позднего вечера, мы все же не перешли сразу на немецкий, как я хотел, предстояло многое объяснить этим ребятам. А как довести свои мысли лучше всего? Конечно, на родном языке. Ведь именно наш язык так многообразен и убедителен, в иностранном, наверное, в любом, нет столько информации в каждом слове, как в нашем, великом и могучем.
А вот уже с утра я поднял всех; зайдя к ним в дачу и дунув в свисток, я более не говорил на русском. Первые дни было тяжело, как мне – донести свои мысли, так и ребятам, думали-то они на русском, а я заставлял на вражеском. Только тогда ты начнешь говорить более или менее правильно на иностранном языке, когда станешь думать на нем.
Если вы думаете, что меня сделали каким-то гуру, ошибаетесь. Моя задача была в том, чтобы дать этим ребятам немецкую школу подготовки диверсантов. Уже скоро к нам прибудут инструкторы по боевой подготовке и станут учить ребят бою. Руководство захотело попробовать совместить две школы, по их задумке, должны получиться какие-то супердиверсанты. Моего мнения никто не спрашивал, но я считал это лишним. Как по мне, так лучше бы я просто обучил готовых людей тому, чему учили меня, и все. А у ребят, думаю, скоро в головах будет каша.
Более всего я налегал на немецкий, бытовуху, общение и немецкий устав. Мне нужно сделать так, чтобы эти люди как можно дольше могли оставаться не раскрытыми, ведь так они принесут больше пользы. Я учил их разговаривать между собой, обращаться к офицерам, солдатам и гражданским. Это сложно, но, главное, время не было ограничено, поэтому работали спокойно. Попутно трое крепких парней, сразу опознанных мной как фронтовики, гоняли ребят до седьмого пота на полосе препятствий, учили стрелять и маскироваться, работать со взрывчаткой и на рации, да много чему.
Обучение длилось почти полгода, мне это нравилось, ведь сейчас в Красной армии даже летчиков и младших командиров учат меньше. Ребята здорово справлялись, все инструкторы отмечали их умения, но очередной визит кураторов задел меня за живое.
–К августу группа должна быть готова,– сразу по приезде заявил мне блондин.
Они и раньше приезжали, но в основном просто наблюдали, делая свои выводы, даже не общаясь с учениками. А тут сразу поставили вопрос ребром.
–Смотря к чему,– ответил я.
–К выполнению задания командования!– жестко бросил блондин. Он, как и прежде общался жестко, неохотно. Эх, когда я с ними спорил, мне всегда хотелось вывести их из себя и попробовать навалять им. Вряд ли справлюсь, конечно, ведь они подготовленные бойцы, а я ребенок, но попробовать хотелось.
–Если взорвать какой-нибудь мост в ближнем тылу, это одно, но внедриться к врагу и совершить что-то серьезное, совсем другое. Так какое задание?
–Тебе об этом не сообщат, задание для группы!
–Я настаиваю на том, что должен знать всё. Более того, я хочу быть старшим их группы на этом самом задании.
