Анюта повела меня куда-то к палаткам, но я остановил ее. Хотелось расспросить, чем она занимается здесь, в отряде, да и вообще, как добралась, как приняли.
–Да хорошо приняли, вот, смотри,– девушка откинула шарфик, что висел на ее шее, и мне во всей красе предстал орден Красного Знамени. Хрена себе, вот это награда!
–Молодец, красотка, так держать. А все же, что ты теперь тут делаешь?
–На задания меня не берут пока, тебе, я думаю, все скоро объяснят, ты же не рядовой боец, а инструктор.
–Слушай, ну и наделила ты меня известностью, хоть стой, хоть падай. Замучился уже объяснять, что и как. Назвала бы простым бойцом и все, а то – инструктор. Ты на меня посмотри, как мне людям это объяснять? Это там, на Большой земле вам все обо мне рассказали, а тут? Мне нужны полномочия, чтобы хоть часть информации о себе рассказать.
–Прости,– она так мило улыбнулась, что я тут же простил. Эх, ну почему мне нет хотя бы шестнадцати… Стоп, не думать, не думать. Но как же она хороша…
Девушка указала мне на палатку командиров, в нее я спустя час и пришел. Сразу же дело и застопорилось. Мне предложили рассказать о себе, а я не знал, могу ли. Ведь то, что я Захар Горчак, кроме Анны никто подтвердить не может.
–Мы сделаем запрос сейчас, посмотрим, что ответит центр, попросим подтвердить твою личность,– было мне сказано, но предложили рассказать о том, как удалось уничтожить объект.
–Да уж,– покачал я головой,– объект. Тварь он, а не объект, товарищи командиры. Жаль мальчишек и девчонок, что полегли из-за него, но, конечно, жаль и других людей, кто пострадал от его действий. Долго мы готовились, долго. Ничего не получалось, он как заколдованный, все время утекал от нас. То не приедет вовремя, хотя встреча готова, то его в Германию вызовут, то еще что-то. Мы и сделали-то все практически экспромтом, надоело уже ждать и что-то придумывать. Один из наших парней предложил идею с отвлечением его эскорта взрывом, так и поступили. Мальчишкам было не подойти, сто процентов взяли бы, а девочка…– я аж содрогнулся,– одна из девушек сделала эту работу, причем так, как сама решила.
–Самоподрыв?– покачали головами командир и комиссар.
–Да, скорее всего, она поняла, что не уйти ей будет, не захотела попадать в гестапо, вот и «ушла».
Ну, а дальше дело техники, точнее, в технике стрельбы Анны.
–Да, у девушки талант, просто удивительно чувствует оружие. Она у нас занята на стрелковой подготовке. Дело в том, Захар, что у нас другая специфика работы. Нет, и мы, конечно, пускаем эшелоны с гитлеровцами под откос, но в основном наше дело – разведка. К нам стекаются сведения со всего этого огромного района, акции – второстепенны. Поэтому твоя красавица у нас лишь учит людей стрелять, большинство из них обычные крестьяне, стрелять не умеют, а она молодец, дело сразу сдвинулось.– Странно, что так легко мне рассказали о работе отряда.
–Рад, что вы ее оценили, она и правда большая умничка. Тащила меня на себе от немцев, пока сам не приказал бросить. Я-то уже умирал, товарищи командиры, мне не страшно было, но не мог себе простить, что ее не спас.
–Вовремя ты ее отправил, а вот мы немного не успели, когда Матвеич нашел тебя, вокруг были одни трупы, да и ты сам от них не сильно отличался,– Медведев как бы извинялся, но при этом его лицо было непроницаемым, строгий командир, помню, как его характеризовали.
–Спасибо вам, товарищ командир, за бойцов таких.
–Что там по дороге у вас случилось? Матвеич какие-то ужасы о тебе рассказывает, даже не верится.
–Не понимаю, о чем это?– я сделал вид, что сам удивлен.
–О твоем бое в доме, где девочку бульбаши хотели изнасиловать.
–Ничего особенного, так, подрались немного.
–Подрались немного? Как мне доложили, ты там такую резню устроил, что смотреть страшно было,– округлил глаза начальник штаба.
–Да голову потерял, просто девчонку жалко стало, не могу я видеть, как они страдают на войне. Она ж ребенок еще…
–А сам?
–И я ребенок,– понурив голову, ответил я.– Если бы все тот же Матвеич не подоспел, меня бы там и положили. Зарвался. Иван ваш, как ангел-хранитель мой, второй раз вытащил.
–У Ивана Матвеевича сын был, как ты, такой же, десять лет ему было…
–Я старше,– перебил я командира.
–Ненамного. Немцы его, когда отца искали, вместе с матерью в доме сожгли. Еще в начале войны.
–Жутко,– встряхнулся я, представив себе такое.
–Так почему ты, мальчик по сути, полез в самое пекло? Я понимаю, что ты какой-то инструктор, не понимаю, как ты им стал, и почему считал, что сможешь справиться в одиночку.
–Извините, товарищи командиры, ответят из Центра, дадут добро, расскажу всю свою жизнь, идет?– улыбнулся я.
–Ладно, иди, на довольствие тебя поставили, но занять тебя пока ничем не могу, так как ничего о тебе не знаю,– подытожил командир отряда.
–Если нужно,– решил я чуть приоткрыть тайну,– могу потренировать немецкий, если есть с кем?
–Хорошо знаешь?– заинтересовался комиссар.
–Как немец,– вновь загадочно ответил я.
–Есть у нас один товарищ, тоже на немецком, как на родном, в город ушел недавно, редко, но появляется в отряде.
–Под немца работает?– Елки-иголки, ведь они о Николае Ивановиче говорят! Эх, как бы его предупредить теперь… Сколько он пользы еще сможет принести, если жив останется. Так, задача номер один, Кузнецов должен жить!
–Мы и так тебе много сказали,– ответил начштаба.– Иди пока, позовем.
Я прошелся по расположению, вновь нашел Анну, поболтал с ней, она же отвела меня к их местному, партизанскому доктору. Тот аккуратно снял мне бинты, обработал раны и хотел было чем-то их намазать, но я вовремя вспомнил о мази тети Капы, как раз, наверное, на один раз осталось, и попросил намазать ей.
–Ты и есть наш новенький, который мальчуганом уже врагов режет чище любого взрослого?– завел разговор доктор. Интеллигентного вида молодой парень, скорее всего, студент. Кудрявые волосы, очки, глаза за стеклами большие, худой как палка, вон, кадык как выпирает.
–Наверное,– уклончиво ответил я.
–Смотрю, не один доктор уже на тебе автографы оставил,– бывший студент указал пальцем на мою спину, пока я одевался.
–Есть такое, не знаю и почему, но всякое дерьмо в меня летит с первого дня войны, больше лечился, чем воевал.
–Не рано?
–Что?– не понял я.
–Воевать-то?
–В самый раз,– отрезал я.– А вы почему не в институте?
–Ушел, посчитал нужным быть здесь, тут нужнее.
–Вот и я, выходит, на войне нужнее.
–Ты ж ребенок?!– глаза от моего ответа у студента стали еще шире.
