–Что, доктор, как бы ни была хороша мова, ругаться все равно приходится на москальском?– съязвил я.
–Сейчас руку тебе отпилю, вот посмеюсь!– быстро и нагло ответил врач.
–Да пилите, раз не умеете лечить, хороший врач лишнего никогда не отпилит.
–Заткнись,– буркнул очкастый врач и бросил какой-то металлический предмет в железное блюдо.
–Вроде в Союзе врачи добрые были, а вы вон какой злыдень,– продолжал мучить я доктора, не желая выводить его из себя, а лишь пытаясь выяснить его позицию и отношение к немцам.
–Ты предал Союз, какое к тебе может быть отношение?!– вновь зло фыркнул врач.
–Я делаю то, что требуется на данный момент,– многозначительно ответил я, взглянув врачу прямо в глаза.
–Вытащив на себе фашистского офицера?
У, док, ну, давай не так открыто, ты прям просишь меня признаться, я так не могу.
–Что вы имеете против немецкого офицера? Он вам на мозоль наступил?
–Эх, не был бы ты ребенком, я б тебя научил уму-разуму.
–Ох, как батю с мамой убили, даже и не помню, каково это, учиться уму,– выдохнул я.
–Кто убил?– насторожился врач.
–Немцы, конечно, кто ж еще-то?– Вот, ответил так, что и немчура не придерется, и врачу намек.
–Ты откуда такой говорливый? Немцы родителей убили, а сам им же и служишь!
–С Кобрина я,– коротко бросил я, продолжая отслеживать реакцию врача.
–С панской Польши?
–Мы туда приехали, когда город уже стал нашим.
–Чьим нашим?– опять в лоб спрашивает, ну не знаю я, мужик, свой ты или чужой, как мне с тобой говорить…
–Советским, конечно, он же после раздела Польши нам отошел,– пожал я плечами, как оказалось, это было мне вполне под силу, хоть и не чувствовал я левую руку.
–Лежи спокойно, я еще рану не зашил.
–Давно я тут?
–Нет, пару часов как привезли, крови много потерял. Не мог замотать чем-нибудь?
–Времени не было, доктор, под пулями не больно полежишь, надо было удирать, да еще и с грузом.
–Это ты так о фашисте? Бросил бы его, на хрена тащил? Да и как вообще смог-то, ты ж ребенок еще?– вопросы как из автомата.
–Я где вообще, доктор?
–В Ровно, разумеется, а чему ты удивляешься?
–Тому, что врач не немец.
–Захотел,– даже фыркнул доктор, не то от удивления, не то от радости.– Немецкие врачи только своих, немцев лечат, нам не доверяют.
–Опасаются, никто не знает, чего от вас ждать, вон сколько подпольщиков и разных партизан в городе, может, и вы подверглись пропаганде.
–Чего?– уставился на меня врач.
–То, что слышали,– вновь уклонился я от ответа.
–Ты сказать что-то хочешь, так говори!
–Я больше слушать люблю, говорю редко и по делу.
–Если передать кому-то что-то надо, так и говори, знаю пару человек, передадут.
–Кому и что?– чуть улыбнулся я.
–Так, парень, здесь нас никто не слышит, говори прямо.
–Да и вы говорите, а то каков вопрос, таков и ответ.
–Тебе нужно связаться с партизанами?
Ну наконец-то.
–Мне нужен определенный человек,– опять отвечаю так, чтобы всегда иметь возможность отбрехаться, сославшись на совсем иное значение моих слов.
–Вечером приведу, Часовщик подойдет?
Блин, а сразу не сказать было? Конечно, я знаю Часовщика, это один из надежнейших людей Медведева, преданный Родине и отряду
–Да,– кивнул я.
Через пару часов после операции в руке появилась боль и пришлось очень стараться, чтобы не выть. Давно не чувствовал такой боли, врач успокаивал, объяснив, что после операции всегда так. Пуля, попавшая в меня, была выпущена из пистолета-пулемета Шпагина, ППШ-41 то есть. С одной стороны, хорошо, немцам явно доложат, что и как, а с другой, как-то обидно, что ли, свои попали… Там в лесу я все же ошибся, не было времени и возможности осмотреть рану, а была она слепой. Кость не разбила, но задела, отсюда и сильные боли, врач заверил, что работать рука будет, но восстановление потребует времени.
Часовщик появился только на следующий день. Это был немолодой мужчина, частично лысый, с остатками седых волос на висках. Усталый с виду, он сразу кинулся ко мне с расспросами. Доктор привел его поздно вечером и явно скрытно. Перебросившись со связным парой слов, позвали врача. Часовщик подтвердил, что хирург был «нашим» человеком и доверять ему можно. Я попросил передать в отряд сведения обо мне и, по возможности, держать в курсе происходящего. Так же прояснил для обоих мою задумку с выносом раненого фрица, после Кузнецова так близко к немецкому начальству у нас никого не было. Вот я и решил, а почему бы, собственно, и нет? Да, я как бы не кадровый военнослужащий рейха, но все же числюсь в штате абвера, а это серьезно. К каким-либо секретам меня никто не допустит, я не Кузнецов, выдававший себя за немца, зато мне удалось хорошо себя зарекомендовать, по крайней мере, я так думаю. С Кузнецовым тоже пока не все ясно, то ли он уже пропал, то ли шифруется где-то, но Медведев при последней нашей встрече уклончиво объяснял, что наш разведчик занят важным делом.
Через две недели в палату, в которой я лежал в абсолютном одиночестве, заявились два каких-то подтянутых фашиста, в чистейшей форме, красивые такие, как с плаката. Я было перестал дышать, но вошедшие сразу сняли мои страхи, начав говорить.
–Как ты себя чувствуешь, Осипчук?– А вот обращаться на «вы» они никогда не станут, все же я не немец.
–Рука как плеть висит, в остальном вроде нормально,– сказал правду я.
–Ты сможешь пройти с нами на третий этаж, с тобой хотят поговорить?
–Если надо, значит – смогу.
Мне даже помогли подняться с постели и накинуть на плечи халат, а теплые они у немчуры, я даже удивился, когда доктор в первый раз мне его принес. Удивился, что вдруг вообще его выдали, а уж когда разглядел ближе… В наших госпиталях халатики попроще будут.
На третий этаж мы поднялись довольно споро, ноги-то не болят, шел легко, рука привязана к телу, хирург настоял на прочной фиксации. Кость все же оказалась треснутой, и мне без гипса просто зафиксировали ее, привязав к телу. Остановившись у дверей очередной палаты, на третьем этаже их было гораздо меньше, один из немцев, кажется, лейтенант, под плащом не вижу точно погон, постучал и открыл дверь.
–А вот и мой мальчик, мой спаситель!– встретил меня громогласным ревом Дюррер.
Да, это был именно недобитый партизанами командир моего подразделения. Как же все-таки хорошо, что он не притащил сюда еще кого-то из учившихся вместе с Юрко пацанят.
–Добрый день, господин майор! Рад видеть вас в добром расположении духа,– поприветствовал я командира и вскинул руку в нацистском приветствии.
