–Тебе нельзя туда ехать!– безапелляционным тоном заявил Часовщик. Старик продолжает жить и потихоньку работать в городе, впрочем, не вылезая абсолютно никуда.
–Я не могу просто отказаться, вы же понимаете?! Для этого и спросил о сроке прибытия,– я подробно изложил то, что услышал от майора Шебе.
–Связных нет уже три дня, я даже не знаю, Юрка, чем тебе и помочь,– растерянно, буквально прошептал Часовщик.– Ты же видишь, что творится в городе, шагу не ступить. Как пошли эшелоны с этими крысами с фронта, так патрулей стало в разы больше. Знаешь, сколько наших людей погибло? Сейчас почти никого не сажают в тюрьму, сразу расстреливают или вешают. Суки.
–Тогда придется лететь,– пожал я плечами,– может, обойдется. Главный вопрос, что у нас там с агентами, есть хоть кто-нибудь или нет? Как мне передавать информацию?
–А что там может быть опасного для тебя?
–Личное дело Юрко Осипчука,– усмехнулся я.
–Так и знал, что ты не Юрка, не подходит тебе это имя. Я бы тебя…– старик на секунду задумался,– Егором бы назвал, или как-то так, но не Юрой.
–Зовите, как хотите, главное, в печь не пихайте,– вновь засмеялся я.– Ладно, дед, прощай, может, свидимся еще. Запомни главное, нашему другу офицеру, если объявится, передай об оуновцах, обязательно. Как хочет, пусть донесет до командования, что южнее города очень опасно, слишком много там этого говна.
–Все понял, сынок, береги себя!– старик даже всплакнул.
Я обнял его и, взяв часы, что он мне в подарок дал, вышел на улицу. «Павел Буре», карманные, в серебряном корпусе, вещица просто антиквариат, эх, сохранить бы их…
Если за мной идет слежка, то обнаружить ее в городе, который вот-вот придется оставлять, очень сложно. Немцев как грязи, на каждом углу проверки документов, объяснения со старшими караулов, прочие «хай Гитлер». Наверное, было бы и правда лучше ходить по форме, вопросов точно было бы меньше, но я уже переоделся, неся форму в большой сумке. Здорово в такие моменты выручает награда, крест закреплен на кителе, а при проверке меня постоянно заставляют показать сумку. Когда патрульный видит награду, в глазах поневоле появляется уважение.
Ну и хорошо, я не против, уважайте, фрицы, свою смерть, скоро, очень скоро вам всем придется отсюда бежать, жаль, не увижу, далековато буду.
Ровно в шесть часов утра я был в комиссариате, меня ждал какой-то хрен в лейтенантском звании и тотчас приказал следовать в машину До аэродрома добирались целый час, ночью здорово подморозило, а вчера была оттепель и появилась сильная наледь на дороге. Да, о дорогах я обычно не говорю, но это жесть. Резина здесь у всех одна, никакая она, кусок пластмассы, а не резина. Как местные водилы умудряются на ней еще и гонять… Впрочем, гонять я громко сказал, зимой ни разу не видел, чтобы ехали более сорока километров в час, реально очень скользко. Помню, под Москвой, в школе ОМСБОН я как-то ляпнул о цепях на колеса парням шоферам, они меня не поняли сначала, но когда разъяснил, а позже помог установить… Все равно поснимали, говорят, трясет сильно, командиры не любят, когда их трясут в дороге, тем более и так дороги одно название, а они еще и поспать любят в пути.
Самолет был готов, моторы разогреты, летчики ждали только нас с лейтенантом и какого-то хмыря от гестапо, с кучей чемоданов. Взлет прошел гладко, но и только. Никогда не думал, что придется испытать такое, если честно, чуть не обделался. При наборе высоты, буквально через минуту после взлета, самолет задрожал, задергался, а в корпусе появились лишние отверстия, довольно крупные, кстати. Слава богу, во мне новых дырок не прибавилось, но вот «юнкере» явно падал, а парашютов нам не выдавали.
Было похоже, что убиты летчики, самолет падал как камень, скорее всего им давно никто не управляет. Неизвестный мне чин из гестапо болтался по салону, ему прилетело знатно, правой руки не было, скорее всего уже умер от потери крови и шока, а вот лейтенант, мой сопровождающий, вполне себе жив и пытается держаться. Я же сразу, как сел на место, всерьез привязался ремнем и сейчас просто висел, притянутый им к телу самолета. Хрен его знает, как было лучше, узнаем на земле, если сдохну в таком виде, значит, был неправ и не стоило заморачиваться с этим ремнем, а если выживу… наверное, свечку где-нибудь надо поставить.
Удар был несильным, но очень опасным. Помогли, но в то же время и чуть не убили родные деревья. Они не дали самолету воткнуться в землю, но здорово разодрали обшивку. Как меня не насадило на один из здоровенных сучьев, пробивших корпус, остается гадать, хотя и незачем, не проткнуло и ладно. А вот когда самолет хоть и мягко, но все же достиг земли, думал, что ремни меня удавят. Сильно впиваясь в тело, они душили и резали меня, сделать я ничего не мог. Оказавшись вниз головой, у меня не было возможности развязаться, узлы от натяжки так стянулись, что теперь только резать, а ножа нет. Сколько бы я так провисел, не представляю, живых, как мне виделось, не осталось. Самолет вдруг заскрипел, снаружи что-то заскрежетало и корпус рухнул вниз. Как же повезло, что брюхом вниз, иначе не выбрался бы ни за что. Подергавшись несколько минут, да еще и уловив запах гари, я ускорился, не хватало поджариться тут, такой смерти я себе не желаю, и так свалился с неба и живой, думаю, ангел-хранитель у меня не успевает уже. Прихватить из разбитого салона успел только свою сумку, портфель и личный пистолет лейтенанта, который меня сопровождал, а также забрал красивый из отличной кожи кейс гестаповца, повелся на то, что тот ранее был прикован к его руке наручником, но руку ему оторвало именно эту Лейтенанту, кстати, не повезло именно при падении, так вроде еще был жив, но случайный сучок, каковых я боялся, проткнул его насквозь. Собрав, что успел, быстро покинул борт через дыру.
Пыхнуло хорошо, успел уйти метров на триста, тяжело по сырому снегу в лесу топать. Представления, в каком направлении мне топать, не имел вообще, снег идет, сырой, противный, солнца не видно, хрен его знает, где тут север, а где юг, найду какую-нибудь полянку, определюсь, наверное. Далеко мы улететь не успели, думаю, километров на двадцать ушли, не больше, но вот в какую сторону был направлен самолет, набирая высоту, вопрос.
Примерно через час пути, когда силы уже начинали таять, услыхал в небе рев моторов, но вот разглядеть самолеты было невозможно. К этому времени пурга усилилась и видимость пропала вовсе. Решив, что так я только устану и никуда не выйду, остановился и, выбрав здоровую ель, забрался под нее. Набрать сухих дровишек в зимнем сыром лесу проблема та еще, хорошо научили в свое время разжигать костер разными способами. Ножа у меня не было, обидно, пришлось ногтями драть бересту с ближайшей березы. Процесс этот был труден и выводил меня из себя, усталость накатила такая, что руки не работали. Вспомнив о портфеле лейтенанта, вернулся под ель и провел ревизию. Проводов не видно, как на кейсе гестаповца, риск минимален, надо смотреть. Через пять минут изучения бумаг решил плюнуть на это дело. Здесь были одни отчеты и доклады, надеюсь, в той, моей прошлой жизни этот портфель не попал к нашим, и теперь, с его утратой, на фронтах ничего дурного не случится, я достал свою зажигалку, она всегда со мной, и стал разжигать костер.
