Это мерзкое желание клокотало вгруди старшего Кенсингтона, бушуя какпламя, стремящееся вырваться наружу испалить это место дотла, лишьбы защитить отпронырливых лап иждивенцев. Чудовищный план нарисовался вголове иукоренился там, пока отец взглядом препарировал сына, скрываясь втени коридора ислушая заверения отпрыска оего безусловной причастности кэтому месту. Разон так жаждет его заполучить, придется назначить свою цену. Ицена эта будет непомерно высокой.
–Мнеочень жаль, сэр, нояне могу…– начал консьерж, когда Уильям Кенсингтон-старший вырулил из-за угла, жестом останавливая фразу ивальяжно шествуя влобби.
–Нестоит, Роджер. Яразберусь.– Онулыбнулся так приторно, чточелюсть задрожала поднатиском фальши.– Чеммогу помочь?
Одинаковые глаза встретились, изучая друг друга.
–Отец?– неуверенно спросил мужчина, пытаясь скрыть дрожь вподбородке. Какбы он нираскидывался бравыми фразами, увидеть родителя впервый раз вжизни, когда сам уже стал отцом дважды,– странный опыт, иУильям-младший понял это, кактолько встреча состоялась. Онпозабыл ожелании оторвать здоровенный кусок отторта, которым питался его богатый отец, изахотел стать всего лишь ребенком, отчаянно нуждающимся вовнимании родителя.
Устаршегоже, напротив, неекнуло; он натянул маску радушия, кипя изнутри. Поначалу даже собирался прикинуться полным дурачком, неведающим ородственниках, нопосле стер эту мысль изголовы, решив играть подругим, более изощренным правилам.
–Язнал, чтоэтот день настанет,– просто сказал он, оглядывая семейство.– Этомои внуки?
Ненавидеть своих детей– этоодно, акогда те еще плодились каккролики, увеличивая процент потенциальных наследников… Возмущение вгруди скупердяя разрасталось донемыслимых размеров. Ночтобы захлопнуть ловушку, нужно вложить приманку изатаиться, поэтому старик включил радушие наполную мощность, заставляя себя улыбаться.
–ЭтоЛили иДеймон,– стрепетом проговорила Габи, подталкивая детей вперед.– Обнимитеже дедушку!
Кенсингтон-младший подавился слюной ревности, когда дети нехотя подошли нараздачу объятий. Онбы хотел сам встать вочередь, аеще лучше– оттолкнуть двух сопляков, чтобы лично поприветствовать отца.
Фарс вышел из-под контроля, ажстены затрещали. Концентрация кисло-притворной радости росла вгеометрической прогрессии, ножизнелюбивая Габи Кенсингтон уверяла себя, чтоим всем просто нужно время, чтобы стать семьей. Откудаже ей было знать, чтовремя, стех пор какони переступили порог, начало обратный отсчет.
Казалось, новоиспеченный дедушка души нечаял вовнуках. Онсинтересом изучал рисунки Деймона идаже послушал пару песен изплей-листа Лили. Одному лишь ему было известно, сколько усилий было приложено, чтобы запудрить детям мозги. Всеэто время Кенсингтон-младший изнывал оттоски, внутренне подпрыгивая, какребенок впарке аттракционов, каждый раз, когда отец уделял внимание толькоему.
Пролетели две недели сприезда Кенсингтонов вэтот отель, илед вроде растаял, ноощущение, чтосемье здесь нерады, непокидало детей.
Заобедом, когда экономка подала суп, странный сгусток пены наповерхности блюда показался подозрительно похожим наслюну, идевочка, сморщившись, отодвинула тарелку. Онапланировала поскорее закончить седой ипрогуляться вокруг впоисках чего-нибудь интересного, пока родители будут тешить самолюбие деда разными глупыми историями.
–Янаелась!– известилаона, выскакивая из-за стола.– Можно мне наулицу?
–Неуходи далеко!– предупредила ее мать.– Вэтих краях наудивление рано темнеет, нехотелосьбы искать тебя сфонариком.– Габиподмигнула дочери ивернулась кразговору.
–Ятоже закончил,– сказал Деймон, вставая.– Будуусебя.
Он недождался ответа, прежде чем покинуть столовую.
–Прекрасные дети,– пробубнил Уильям Кенсингтон-старший.– Ябуду скучать поним.
–Мымоглибы приезжать чаще,– вцепился видею егосын.
–Конечно,– задумчиво отозвался старший, вытирая рот салфеткой.– Конечно… Вымоглибы остаться навсегда.
Супруги просияли, неверя вщедрость предложения. Еслибы отель обладал голосом, онбы нещадно вопил, чтобы они уезжали. Чегоони, конечно, несделали, иникогда уже несмогут. Ядовитая идея, поданная заужином, ужепросочилась через поры вголовы родителей, отравляя сознание.
Поначалу Уильям Кенсингтон-младший решил, чтоего отец– рехнувшееся чудовище, ноканикулы длиной вмесяц встенах отеля «Полдень» стерли представления оздравом смысле играницы собственной адекватности. Теперь он смотрел врот родителя, какптенец, жадно поглощая каждый кусок отравленной умственной пищи, которую Кенсингтон-старший норовил поглубже затолкать вглотку сына. «Они– обуза» изего уст звучало какмантра, ежедневно прокладывая путь ктемной стороне сущности Кенсингтона-младшего. Дорога оказалась даже короче, чемпредполагал кровавый магнат, ивот, поистечении срока, егооружие вчеловеческом обличье было готово.
Вдвенадцать часов пополудни шел дождь, какеслибы небеса заранее оплакивали потерю. Деймон рисовал всвоей комнате, аЛили, включив внаушниках любимую песню, болтала ногами, свешенными сподоконника ее номера.
Роджер, раздав указания горничным, отправился всвою комнату, чтобы немного отдохнуть, нотак ине дошел додвери, услышав приглушенное бормотание налестнице.
–Просто запри ее вкомнате, чтобы непуталась подногами! Ясам сней разберусь,– шипел Кенсингтон-старший.
–Габи согласилась наэто. Мыподписали твои чертовы бумаги, отец. Мывыполним свою часть уговора, аты выполнишь свою.
Что зауговор, Роджер так ине расслышал; голоса удалились, погружая коридор втишину, вместе скоторой осталось ичувство, чточто-то тут нечисто. Онотправился ксебе, аспустя полчаса жалких попыток вызвать сон, который никак неприходил, селнакровати, переваривая услышанное ранее. Беспокойство съедало изнутри, грызло нутро так рьяно, чтонебыло сил унять этот зуд. Поддавшись неведомому порыву иотбросив собственное правило– невлезать вдела постояльцев,– Роджер поспешил наверх.
Габи Кенсингтон сидела наполу коридора, зажмурившись изакрыв уши руками, чтобы неслышать звуков борьбы, доносившихся изномера, принадлежащего Деймону. Онаплотно сжимала губы, невыпуская наружу нислова протеста, пока ужасный кошмар воплощался вреальность. Мать, чьечрево выносило двоих детей, наглухо заткнула рот иуши кровавыми деньгами.
Роджер поспешил кдвери, распахивая ее вмомент, когда покрасневшее лицо ребенка, перекошенное предсмертной агонией, посерело, аглаза стали пустыми.
–Чтоты творишь?– взревел Роджер, кидаясь нагоре-отца иразжимая его твердую хватку, хомутом обвившую шею мальчика, после трогая тонкую кожу своими дрожащими пальцами. Некогда пульсирующая жизнью вена спала вечным сном. Онопоздал всего напару секунд, лицезрев смерть вмомент ее появления. Мужчина отшатнулся, неверя впроисходящее.– Тычертов ублюдок!– крикнул он, хватая Кенсингтона-младшего загрудки ишвыряя обстену сневероятной дляпожилого человека силой.
