Нет. Уних хватало исобственного горя.
Склонившись визящном поклоне, Эдвард широким жестом предложил ей переступить порог первой.
–Миссис Шекли.
Рассмеявшись негромко иподобрав юбки своего платья, Оливия присела перед ним вне менее шутливом реверансе.
–Мистер Шекли.
Особняк встретил их тревожной тишиной, переходящей впронзительный звон. Стукее каблуков отталкивался отстен иедвали неоглушал. Оглядываясь посторонам, Оливия тревожно заламывала пальцы. Оначувствовала, чтокаждый шаг давался ей сневыносимым трудом.
Темный, мрачный, ноневероятно притягательный– такможно было охарактеризовать Мизери Холл. Онсоответствовал вполной мере всем понятиям готической красоты. Лепнина, огромная витиеватая лестница, ведущая навторой этаж, ивеликое множество картин. Казалось, словно стены были украшены ими вплоть отпола допотолка. Восторженно ахнув, Оливия обернулась наЭдварда, явно довольного ее реакцией.
–Милый, этопросто прекрасно! Неужели наших сбережений хватило длятого, чтобы арендовать подобный особняк нацелый месяц?
После этих ее слов тот несколько стушевался. Егосерые глаза забегали отодного элемента декора кдругому, стараясь зацепиться завсе что угодно, лишьбы неприходилось смотреть вглаза Оливии. Но, когда она подошла ближе, обеспокоенно изогнув брови, емунеосталось ничего другого, кроме какпосмотреть вее глаза. Тяжело вздохнув, нескрывая своего недовольства, вызванного ее любопытством, Эдвард принялся тереть ладонью затылок.
–Нет, душа моя. Практически все наши сбережения ушли наврачей итвое лечение, тыже знаешь. Зааренду яотдал весь аванс, чтодала мне леди Росси засвой портрет. Ноне тревожься! Развнеделю мистер Гибсон будет привозить длянас продукты, имы нивчем небудем нуждаться.
НоОливия думала вовсе неопродуктах. Всеее мысли тревожно метались вокруг образа Летиции Росси, певицы, нестоль давно прибывшей вЛондон изМилана. Еесмуглая кожа, пухлые губы игустые черные волосы тутже очаровали Эдварда. Нафоне красавицы, пахнущей апельсинами идорогим парфюмом, скованные строгими платьями англичанки казались ему лишь серыми тенями.
Даже собственная супруга.
Иудивительноли, чтомисс Росси, привыкшая ковсеобщему восхищению, неустояла изаказала уЭдварда свой портрет? Радинего ему даже пришлось вести вХХХ свои художественные принадлежности, холсты имольберт, аперед самым отъездом пару дней он вечерами пропадал вее доме, делая наброски длябудущей картины. Оливии приходилось самой упаковывать вещи, пока супруг все извинялся иговорил, чтоэто лишь необходимость.
Летиция хорошо платит, говорил он, ееденьги нам нужны. Оливии стало стыдно, чтонаодно жалкое мгновение она допустила мысль отом, чтодело могло быть вовсе невкартине. Какже ей нестыдно! Эдвард делал все это лишь длятого, чтобы помочь ей, прикладывал все силы, чтобы спасти отсмертельного недуга! Он– еесупруг перед Господом илюдьми, ейненужно внем сомневаться.
–О, милый,– трагично шепнула Оливия, борясь сжеланием взять его заруки,– тыпотратил все деньги, чтополучил отмисс Росси?
–Лишь половину,– поспешил утешить Эдвард. Сделав шаг ближе, оннакрыл ладонями ее плечи, заглядывая сулыбкой вглаза.– Душамоя, нетревожься. Кактолько портрет будет готов, мисс Росси заплатит оставшуюся часть суммы. Ктознает, быть может, ейнастолько понравится мой портрет, чтоона порекомендует меня своим друзьями? Только представь! Эдвард Шекли, художник, покоривший Милан! Бытьможет, однажды мы даже сумеем посетить Италию? Однако дляэтого тебе необходимо поправиться, аэто значит, чтоникакой печали нет места втвоем сердце!
Оливия улыбнулась ему дрожащими отсдерживаемых слез губами. Онаувидела, какжалобно изогнулись его брови, аследом заэтим муж притянул ее ближе, заключая вобъятия ипоглаживая ладонями полопаткам.
Обнимая его вответ, Оливия подняла взгляд– изамерла испуганно. Прямо наних согромного портрета, украшавшего лестничный пролет, жгучим взглядом злых зеленых глаз смотрела, повсей видимости, леди Катрина Торндайк. Ракурс был подобран таким образом, чтосоздавалось впечатление, словнобы хозяйка Мизери Холл смотрела насвоих гостей свысока. И,вкакойбы части комнаты ты нибыл, этот взгляд преследовал, будто она смотрела прямо натебя. Оливии стало так жутко вто самое мгновение, чтоона лишь крепче обняла Эдварда, позабыв обовсех рекомендациях врачей. Ониводин голос кричали, чтостоило избегать контакта, ведь заболеть чахоткой можно было даже через обычное прикосновение. Носейчас супруг был единственным, ктомог спасти ее отлюбой опасности– иот той, чтонесла всебе пугающая картина бывшей хозяйки особняка, иот той, которую Оливия уже долгие полгода носила всамой себе.
Крепкая ладонь Эдварда накрыла ее затылок. Егодлинные пальцы запутались вкаштановых волосах, иона прикрыла глаза, наслаждаясь этой нежной лаской. Своей грудью Оливия чувствовала уверенное биение его сердца, и,видит Бог, вто самое мгновение ей хотелось слиться сним вединое целое иникогда неотпускать изсобственныхрук.
–Нетревожься, душа моя,– шепнул он негромко.– Мысправимся слюбой бедой, которую только встретим насвоем пути. Яни зачто недам тебя вобиду.
Она нашла всебе силы лишь нато, чтобы кивнуть. Непослушными пальцами комкая ткань шерстяного пальто наего лопатках, Оливия прижималась только крепче. Держа глаза закрытыми, онанедумала больше острашном портрете, который хотелось закрыть плотной черной тканью иникогда невспоминать онем. Все, чтобыло ей нужно, сейчас находилось вее руках.
–Тынепредставляешь, какмы будем здесь счастливы.
Иона поверилаему.
Это был первый раз, когда Эдвард столь жестоко обманулее.
Они небыли счастливы. И,признаться, онидаже небыли вместе.
Первые несколько дней она чувствовала себя принцессой, живущей впрекрасном замке. Мужотдал ей хозяйскую спальню согромной двухместной постелью подтяжелым балдахином. Перина была столь мягкой, чтоОливия едвали неутопала вней, авид изокна открывался наВдовий пик– утес, своими острыми скалами уходящий вСеверное море. Вветреные дни ей нравилось сидеть вкресле-качалке уокна, наблюдая затем, какгнется надутесом старыйдуб.
Ночьюже, когда ей становилось плохо, Оливия могла влюбой момент призвать Эдварда, позвонив всеребряный колокольчик. Тотбыл куплен перед самой поездкой именно дляэтих целей. Стоило его трели разбить мрачную тишину особняка, каксупруг покидал свою мастерскую, расположенную напервом этаже, испешил кней. Безусловно, Оливия старалась незлоупотреблять вверенной вее руки властью, нокаждый раз невероятно серьезных поводов длятого, чтобы призвать Эдварда ксебе, становилось все больше.
Дома ей также было запрещено приходить вего мастерскую безприглашения. Длякаждого художника она подобна храму, святыне, осквернение которой может убить музу раз инавсегда. Она, каксамая капризная излюбовниц, пословам Эдварда, приходила лишь сквозь огромные муки, идля призыва требовалась особая атмосфера. Какводилось, жены идети лишь отпугивали вдохновение. Потому каждый уважающий себя художник должен был владеть одной изспален вдоме целиком иполностью, незадумываясь очужом мнении. ИЭдвард Шекли, безусловно, былизтех художников, чтосебя уважали. Вих доме, оставшемся вЛондоне, подмастерскую был отведен весь чердак. Оливия была там изредка, вте моменты, когда супруг хотел нарисовать ее. Онапозировала ему, сидя вкресле уокна сбукетом цветов, аодин раз даже безверхнего платья– водном лишь только исподнем, ноони условились, чтопозорная эта картина останется лишь вих семейном архиве.
