Безусловно, Оливия понимала, чтонеможет винить всвоих бедах пожилого сторожа. Ноэто значило, чтоиначе ей нужно винить Эдварда, ана это ее сердце небыло способно.
Она невидела супруга уже три дня идаже неслышала, чтобы он покидал мастерскую. Ейбыло настолько плохо, чтоона перебралась изхозяйской спальни внебольшую комнатку прислуги, неподалеку откухни. Такбыло проще передвигаться вдоль стен длятого, чтобы добраться дочайника зановой порцией горького напитка. Ктомуже она надеялась, чтоизэтой комнаты сможет услышать шаги Эдварда иперехватить его дотого, какон вновь ускользнет отнее. Потому Оливия всегда держала дверь спальни распахнутой– даже если это значило, чтонапротяжении всей ночи ей приходилось слушать стоны искрежет, одолевающие Мизери Холл.
Она немылась уже четыре дня– нехватило сил нато, чтобы набрать ванну,– спала втомже платье, вкотором ходила подому, ине расчесывала свои длинные каштановые волосы, некогда столь любимые ее мужем. Оливия превратилась вжалкое, истощенное кашлем создание, стрясущимися руками ипостоянно слезящимися глазами. Приступы становились только сильнее, еелихорадило иметало попостели, анекогда редкий кашель превратился едвали невкровавую рвоту. Врачи, оставшиеся вЛондоне, утверждали, чтоее случай заболевания чахоткой нестоль серьезен идо опасных симптомов еще есть время; был даже шанс, чтоболезнь может ине развиться. Такпочемуже она угасла столь быстро?
Это Катрина Торндайк тянула изнее силы? Или, быть может, еюпиталась Летиция Росси, желающая заполучить себе ее Тедди?
Оливии больше неудавалось отличить, гдесон, агде явь. Лежанакрошечной постели вкоморке, предназначенной дляприслуги,она, неморгая, смотрела втемный дверной проем, свернувшись клубком изатаив дыхание. Наволочка уже вся была покрыта темными пятнами ее крови, засохшей отвратительной коркой вуголкахрта.
Две недели. Столько потребовалось этому проклятому месту длятого, чтобы обратить саму Оливию Шекли вжалкую тень человека. Онабольше ненапоминала женщину, этоместо пило ее капля закаплей, словно дорогое вино. Иногда даже казалось, словно длинные пальцы леди Торндайк, украшенные перстнями сдрагоценными камнями, скользят вее волосы, запутывая их только сильнее.
Она покончит сомной, думала Оливия, азатем возьмется заЭдварда. Заберет его, какзабирала всех красивых мужчин вокруге. Будет питаться им дотех самых пор, пока невыпьет.
Капля закаплей, словно дорогое вино.
Иногда Оливии удавалось заснуть– илиже ей казалось, чтоона спит? Когда миссис Шекли открывала глаза, товсе вокруг было точно такоеже, какипрежде. Словнобы время неимело власти надМизери Холл. Этистены сами определяли то, каконо должно течь вих владениях. Бытьможет, именно потому никто изрода Торндайк неостался жить всемейном гнезде? Хозяйка поместья непозволяла жить всвоем доме даже собственной семье? Чувствовалли лорд Торндайк ее гнилое присутствие, когда увозил родных прочь, так, какчувствует его сейчас миссис Шекли?
Дождаться утра. Встретить мистера Гибсона ирассказать ему обовсем, чтоздесь происходит. Попросить его увезти ее вХХХ, апозже послать помощь вМизери Холл– заЭдвардом. Онневсебе, верила Оливия, онвее власти, ипотому ему нужна помощь ничуть неменьше, чеммне.
Закрывая глаза, онапредавалась сладким воспоминаниям обих жизни вЛондоне. Отом времени, когда Эдвард любил ижелал ее. Овремени доболезни иих визите наэту грязную, отравленную кровью исмертью землю. Вэтих мечтах слышался вовсе нескрип старого дуба надВдовьим пиком, авальс, который так нравился им смужем. Небыло ниодного приема, когда Эдвард некружилбы ее подэти дивные звуки, имногие присутствующие леди завидовали, желая оказаться наместе Оливии.
Хотелибы они этого, еслибы видели Эдварда сейчас? Еслибы знали, чемон стал?
Открыв глаза вочередной раз, ксвоему удивлению, Оливия обнаружила свет, льющийся покоридору. Приподнявшись напостели, сдавленно застонав изаходясь новым кашлем, ужедаже непытаясь прикрыть рот ивыплевывая кровь напростыни, онапозвала хриплым голосом:
–Эдвард?
Новответ тишина. Лишьстоны искрежет, казалось, стали только громче. Онидавили нанее, пугали ипутали мысли. Покачав головой, силясь вернуть себе хоть немного ясности, миссис Шекли заставила себя встать наноги. Тяжело опираясь настену плечом, Оливия, струдом переставляя ноги, подошла кдверному проему ивыглянула вкоридор.
Дверь, ведущая вмастерскую, была открыта.
–Эдвард?– позвала она громче.
Ответа так ине последовало. Продолжая опираться настену, сневиданным ранее упорством Оливия шла покоридору, цепляясь зальющийся измастерской свет какза соломинку, попавшую вруки утопающего. Онаневидела Эдварда несколько дней. Ктознает, быть может, если он увидит, чтосней стало, тоопомнится? Темные сети, жертвой которых он стал, ослабнут, итогда сознание вернется кнему? О, Оливия ничего нежелала так сильно, кактого, чтобы муж, подхватив ее наруки, стремительно покинул стены дьявольского особняка– иникогда больше сюда невозвращался.
Дверь вмастерскую становилась все ближе, иледи Торндайк сосвоего полотна хищно наблюдала закаждым слабым шагом. Оливия заставила себя несмотреть. Все, чтоей было нужно, ждало впереди, ини призраки, нисам Дьявол незаставят ее отступить.
–Эдвард!
Схватившись задверь, едва неповиснув наней, Оливия впервые оказалась напороге мастерской. Спальня, полкоторой был завален пустыми баночками из-под краски ине менее пустыми бутылками из-под крепкого алкоголя, была освещена сотней свечей; словнобы супруг принес сюда все, которые только смог найти вдоме. Ноничто изэтого неволновало ее– заисключением мольберта, стоявшего напротив окна. Онбыл повернут кдвери основанием, ипотому она немогла увидеть, чтоже изображено нахолсте.
Эдварда вкомнате небыло.
Что-то подсказывало ей, кричало, чтонужно уйти. Оливия сглотнула мерзкий ком, вставший посреди глотки, ина негнущихся ногах подошла кмольберту, отталкивая сосвоего пути весело звенящие бутылки. Оназнала, кого увидит нахолсте– Летицию Росси, заказавшую эту картину, нобоялась узнать, вкакомже образе тапред нею предстанет. Дьяволица, одурманившая ее мужа.
Но, встав прямо перед картиной, побледневшая отужаса Оливия несмогла сдержать пронзительного вскрика.
Потому что схолста нанее смотрели ядовитые зеленые глаза Катрины Торндайк.
Повернутая кзрителю плечом, леди Торндайк, почьему обнаженному торсу струились длинные рыжие волосы, водной руке держала увенчанные острейшими шипами стебли роз сосрезанными соцветиями, авдругой– длинные окровавленные ножницы, лезвия которых были разведены встороны. Онавсе смотрела, смотрела исмотрела, ией казалось, словнобы скрежет изавывания становятся только громче игромче, наполняя собой всю комнату.
Дело было вовсе невЛетиции Росси.
Азатем все смолкло также внезапно, какиначалось. Оливия, всяпокрывшаяся испариной отужаса, медленно подняла голову. Вдверном проеме стоял Эдвард. Босой, виспачканных краской штанах ираспахнутой рубашке сзакатанными рукавами, оннаходился прямо напротив нее. Все, чтоотделяло их друг отдруга,– лишь мольберт сужасающей картиной нанем.
