Солнце выглянуло из-за утренних облаков. Еголучи заскользили погороду всторону леса, задевая верхушки старых деревьев, позолотили воды озера идобрались докаменных стен заброшенного особняка, насамой верхней точке которого замерли две маленькие серебристые фигуры.
Прошла секунда. Две. Три. Минута. Азатем остров огласил неслышимый дляживых существ счастливый крик молодого человека, длякоторого прикосновения любимой оставались такимиже реальными, какеслибы они еще были живы. Иостанутся такими навсегда– нооб этом им еще предстоит узнать.
Действительноли полный парад планет водном квадранте способен повлиять нажизнь после смерти? Аможет, вХеллоуин– даеще приполной луне– всеже случаются настоящие чудеса?
Кто знает.
Алекс Рауз
Когда умирают сказки
1.Пять ассоциаций сословом «призрак».
Дух, мистика, связь, страх, надежда.
2.Естьли жизнь после смерти?
Хочется думать, чтозакон сохранения энергии работает вовсем. Покрайней мере, вмоих книгах точно.
3.Очем эта история?
Оважности баланса иравновесия вовсем. Проверу, надежду иместь. Отом, зачем нужны страшные сказки. Иолюбви, конечно.
Weave these strands ofash
Together
Warm our hands onthe embers oftime
[12].
Пусть вэтой истории небудет моего имени. Егоомоют соленые волны уберега, сотрут какследы напеске… Итихо унесет прибой. Безмолвный ветер неразобьет эхом поострым серым скалам. Аутопающее вморе алое солнце будет последним его свидетелем.
Мое имя никогда неимело значения, пусть извучало громче ночной грозы. Вэтой истории останусь лишь ясам, вробкой надежде, чтомои шаги станут этими скалами.
Когда ведьма впервые пришла внашу деревню, затерянную всеверных лесах, мненебыло ипяти. Отецвелел спрятаться впогреб ине дышать. Онделал большие глаза ипонижал тон– также, какделал всегда вовремя нашей игры воборотней иохотников. Такон вшутку пугал меня, чтобы сидел тихо. Новтот день явидел, кактрясутся его руки, каким неподдельным ужасом наполнены его прежде спокойные глаза. Втот день впервые увидел увзрослых страх. Ипонял, чтонаши игры были далеки отреальной жизни.
Мне небыло ипяти, нопомню все, какбудто это было вчера. Какбудто яумудрился повзрослеть заодин безумно солнечный, отвратительно кровавый день.
Я пошел впогреб, какивелел отец. Честно, послушание небыло моей сильной стороной нитогда, нивпоследствии. Иона часто хвалила меня заэто. Новтот день послушался, пусть иненадолго,– что-то было всловах отца, ияне хотел его расстраивать. Отогнул доски изалез вподпол, потеснив наши запасы назиму, какделал вовремя игры,– итеже доски протяжно скрипнули, когда струдом вернул их наместо.
Я сидел там, втемноте, ичувствовал, какстрах пробирается подмою кожу. Волна, накрывшая взрослых, неоставила мое сердце равнодушным. Ябоялся темноты, поэтому вовремя игры сотцом, всегда оставлял себе щелочку, через которую струился теплый желтый свет. Новтот день ее небыло– крыша надо мной сомкнулась слишком плотно. Мракобступил совсех сторон, лишая воздуха. Илимрак, илиэто были ее проделки, чтобы выкурить меня наружу,– ответа ятак ине узнал.
Первый удар пропустил отстраха. Чувствовал только биение своего сердца игорящую огнем грудь. Думал лишь отом, чтоскоро вернется отец иразрешит мне покинуть погреб. Иотом, чтояеще долго незахочу здесь играть.
Отвторого удара тряхнуло весь дом. Онустоял, нона меня посыпалась земля состарых досок, иячуть незадохнулся насамом деле. Почему яне выбрался именно тогда? Почему усидел, каксдержал себя?
Ипочему вылез позже, когда страх вомне сломался. Нет, явсе еще боялся темноты, долгие годы немог избавиться отнеконтролируемого ужаса– иона часто смеялась надо мной заэто. Ноименно втот день явдруг перестал бояться. Спокойно отодвинул доски, такмедленно, будто нехотя собирался наутренние работы вполе. Отряхнул грязную одежду, оглядел наш дом, полный битой посуды, мать, забившуюся вугол, непомнящую себя отужаса. Еезаломленные руки показались мне тогда руками деревянной марионетки, настолько они были неживыми. Иядаже улыбнулся этому дикому сравнению.
Апотом распахнул дверь ивышел наулицу. Какраз натретий удар.
Земля подногами подскочила, нояпочему-то устоял. Устоял, авот дом замной сложился каккарточный. Тихо, безкриков, дохнул пылью имелкой щепой мне вспину, ноболи небыло.
Вцентре деревни стоялаона. Дажезадесятком спин явидел… нет, чувствовал ее присутствие. Ведьму окружил отряд охотников– настоящих, ане тех, вкого играли мы сотцом. Ихогромные спины были укрыты черными плащами, головы спрятаны подкапюшонами, закоторыми клубилась тьма. Ихбыло десятка два, неменьше, ивсе обнажили мечи, крепко сжимая их перед собой обеими руками…
Вот только направлены они были нена ведьму, ана жителей моей деревни. Онивыставили их кругом перед собой, сделав живым щитом. Беспомощным, испуганным щитом.
Восновном мужчин, нобыли иженщины, дети чуть старше меня. Язнал их всех, явырос сними.
Когда разглядел вэтой толпе отца, ятоже рванул вперед. Непомню, чтоименно меня дернуло– страхли заотца илипростое любопытство. Вцентре круга стояла женщина, иникто– никрестьяне, ниохотники– нерисковал кней приблизиться.
Взрослые что-то говорили, нояне слушал. Юркнул мышкой между их ногами, пихался икусался, пока непрорвал преграду. Наверно, втот момент яощутил ее зов впервые. Неодолимая тяга приблизиться. Желание так жгло мою детскую грудь, чтозаставляло рваться изовсех скудных сил. Явтотже миг забыл ислова отца, иустрашающий вид охотников, иих обнаженные мечи– идумал только отом, какпопасть кней, какувидеть. Тогда еще непонимал, чтожелание это немое, искусственное.
Еще незнал, ккому так рвусь. Ведьмы были страшной сказкой наночь, которую ирассказывать-то рисковали немногие. Мытолком ничего оних незнали. Кроме, пожалуй, одного: ведьмы– наша смерть…
Я легко прошел первый круг черных плащей, авот прорваться сквозь толпу крестьян, которых они собрали перед собой, было гораздо сложнее. Каждый знал меня влицо истарался уберечь.
