Цифровой фотоаппарат.
Серый, чуть поцарапанный. Безнадежно разряженный. Впрочем, нето чтобы янамеревалась его включать– третье око мне никчему.
Что произошло, топроизошло. Желтое поле набабушкином кладбище скоро начнет осыпаться иувядать, асама она останется там– также, какяостанусь здесь. Подмету ее сараи, починю крышу ипечь, вычищу стены ипол отплесени ипаразитов, застелю их новыми досками, заведу кошку и,пожалуй, сторожевую собаку. Выкошу заросли маргариток, берез иелей, так, чтобы чаща вернулась восвояси. Уберу камеру прочь– займу метущиеся руки чем-то другим; быть может, Настя даже пристроит меня наконюшни– вычесывать лошадей.
Илипасти овец среди зеленых низин. Повод научиться играть нафлейте.
Я поставила фотоаппарат наперила, зажгла железную лампу надтеррасой. Вовсеобъемлющей темноте все устремилось кней: толстые мотыльки, мошкара, комарье. Икое-что, прельщенное нестолько светом, сколько обещанием. Очага, ужина, женского сердца: всего того, чтозаблудшие странники ищут вдоме сфонарем накрыльце.
Облачко пара, чтоявыдохнула отсырого холода, рассеялось ускрюченных древесных лап– там, гдезастыл призрак; узабора, хлипкой преграды между лесом итем, надчем тот невластвовал.
Я узнала его: лоскуты мяса, болтающиеся уподбородка, ряды извращенно оголенных зубов. Смерть истязала его безжалостно, ноон нежелал нимести, ниболи– серые глаза смотрели снеисцелимой тоской. Намгновение японяла бабушку– исжала чертополоховый браслет. Призрак– чье-то эхо, чья-то сущность, противившаяся гибели так, чтозаплутала вней навеки,– балансировал налинии тонкого золотого венца отлампы, отсекавшего тьму отсвета, ине дерзал переступатьее.
Ждал, каквсе они ждали. Нояне была моей бабушкой– иничегобы им непредложила.
–Отныне это мой дом, иятебе здесь нерада. Уходи ине возвращайся.
Призрак застонал; разомкнулись челюсти, натянув сухожилия, что-то хлюпнуло вглотке– белые черви иливсхлип, последний, чтоон издал прижизни, украденный им всмерть. Яне услышала ничего– еговетер недоносил его мольбы. Нодаже еслибы доносил, ябы им невняла.
Ведь решила твердо. Иповторила:
–Уходи. Вамменя незабрать. Япройду сквозь лес, нотолько когда мое время настанет. Явсегда буду зажигать свет, ноэтот свет дляменя, ивы внего невторгнетесь.
Когда явстала, удаляясь визбу, оннешелохнулся. Нераздалось низвука, пока яшла покоридору, втеррасу; дом утих, словно после грозы. Только заскреблась где-то мышь да загудел холодильник. Одиншаг, второй– доокна– отогнуть штору.
Я почти ожидала, чтоистерзанный лик воспарит перед стеклом ипо нему мерзко, душераздирающе заскользят изломанные ногти. Вконце концов, отчего призраки должны подчиниться девчонке, занявшей место той, чтоих прикармливала? Яне знала– нехотела игадать,– чтосделаю, если покойник сквозь щели, туманом, просочится внутрь.
Ноон исчез. Снаружи никого небыло: лишь гибкий кошачий силуэт мелькнул возле рябины.
Пошатнувшись, ябудто восне добралась докухни– сорвать иподжечь лавровый лист. Заполнить комнату благоуханным дымом, едвали несвященным впока еще омертвелой мгле. Янастояла насвоем слове, идым клубился вуглах, убаюкивая. Яподумала озавтра; осоловьиных песнях, иколокольчиках нашеях молочных коров, иотом, чтопламя может танцевать вечно, если выгребать изкостра угли.
Врядли янашла то, начто надеялась мама, но, сворачиваясь вкалачик наполу, подтравами, висящими подпотолком, была готова идти сквозь чащу– иискать.
