Джастин позвонил ему. Мне было интересно, о чем еще врал мне Щенячьи Глазки.
—Я просто… Не могу представить, чтобы кто-то из охотников сделал это.
—Я тоже. Но это так, и нужно выяснить кто, пока ситуация не обострилась и не пострадали мои друзья.
—Что если Джастин играет на обе стороны? Что, если он рассказал тебе все это, надеясь, что ты примешь его обратно? Он может притворяться, что помогает, а на самом деле саботировать.
—Как он мог уже знать то, чего не должен был знать до того, как я принял его обратно?
—Шпионаж извне предшествует шпионажу изнутри.
Он сказал мрачно:
—Я следил за ним и даже дал ему ложную информацию. До сих пор он не заглотил наживку и ничего не предпринял. И кстати, он упомянул, что ты спрашивала его, говорил ли я с ним, и что он прикинулся дурачком, потому что думал, что я предпочту именно это.
Умный ход, независимо от того, был он шпионом или нет. Теперь понятны его действия.
—Вот почему ты так подружился с Вероникой? Ты следил за ней?
—Поначалу да.
Мои глаза сузились, даже когда мое сердце пропустило удар.
—А потом ты начал верить, что принадлежишь ей.
Его руки обвились вокруг моей талии и крепко держали, как будто он боялся, что я убегу.
—Да.
Часть меня действительно хотела убежать. Но я не стала. То, что он сделал, оставило внутри меня рану, и ее нужно прижечь.
—А потом ты… целовался с ней.
Он непоколебимо выдержал мой взгляд, несмотря на боль, сверкающую в его фиолетовых глубинах.
—Да. Но я не рассказал тебе всего…
—И я не хочу слушать все,— вмешалась я, приложив палец к его губам. Его мягкие, нежные губы. Я задрожала… Нет! Никакой дрожи.— В этом нет необходимости. Мы не вместе. Так что ты все еще делаешь здесь, Коул?
Он убрал мой палец, взял его в руки и уставился на него, как будто в нем было лекарство от всех его болезней.
—Я не знаю.— Его голова опустилась, как будто ему было стыдно, но он все еще держал этот палец.— Просто… Я не могу держаться от тебя подальше. Ты как магнит, и я притягиваюсь. Но что с тобой? Ты должна кричать на меня, выкрикивать ругательства и говорить, чтобы я уходил и никогда не возвращался. Почему ты не кричишь?— спросил он почти с горечью.
Потому что, несмотря ни на что, мне нравилось его присутствие.
«Глупая девчонка».
—Хочешь, чтобы я кричала?— Сказала я и сделала глубокий вдох, готовясь.— Сейчас начну.
Он покачал головой, посмотрев на меня сквозь густой щит темных, темных ресниц.
—Уже слишком поздно для этого. Я хочу поцеловать тебя, Али.
Поцелуй… Да… Нет!
—Ты застелил свою постель.
—Знаю. Но все равно хочу, чтобы ты была в ней.
Вот. Так. Просто. Каждая клеточка моего тела проснулась и потянулась к нему. Отчаянно нуждаясь в нем. Будто умирала от жажды, а он был моей водой. Он всегда был моей водой.
В последний раз, подумала я. Последний наш поцелуй. Это будет завершением. Концом.
Самым концом.
—Это… это ничего не будет значить,— прошептала я.
«Что ты делаешь?»
Здравый смысл Али вынырнул из трясины моих мыслей.
В тот момент я возненавидела ее. Мне это нужно, и я не собиралась с ней спорить.
—Будем надеяться,— сказал он, низко зарычав.
Он прижался своими губами к моим, нежно, медленно, смакуя каждый момент, как будто хотел вытянуть ответ… или был готов сделать все необходимое, чтобы заслужить его.
Только это и было нужно.
Искра, которая всегда горела между нами, разгорелась в дикое пламя. Наши языки сплелись, и он прижался ближе. Никто из нас не был нежен. Я прижалась к нему со всей силой, требуя большего. Забирая все.
Этого оказалось недостаточно.
Я не была уверена, что мне когда-нибудь его хватит.
Он провел руками по моим волосам, сжимая пряди возле шеи и заставляя мою голову наклониться, позволяя ему глубже проникнуть в мой рот. В этот момент я принадлежала ему.
Прошлое перестало иметь значение. Я была девушкой, которая умирала от жажды, а он был не просто водой. Он был медом. Я поглощала его, не в силах насытиться.
—Ты так хорошо чувствуешься,— прохрипел он,— такая вкусная. Я скучал по тебе. Ты должна быть моей. Скоро. Скоро. Не прогоняй меня.
—Останься.— Моя кровь бурлила от энергии. Я рванула его рубашку, и ткань порвалась. Он отшатнулся назад. Тепло его тела пропало. Нет. Я спрыгнула со столешницы и последовала за ним, затем толкнула его на пол и оседлала талию.
Наши языки сплелись с еще большей силой. Я брала больше и отдавала больше, и это было дико, необузданно, но мне все равно казалось недостаточно. У него был вкус мяты и клубники, двух моих любимых вещей… мне нужно больше. Коул чувствовался твердым там, где я была мягкой, и каждая точка соприкосновения была электрическим жаром… я хотела сгореть.
—Прикоснись ко мне,— потребовала я.
Он перевернул меня, прижав к ковру своим мускулистым телом, его руки неистово блуждали по мне. Я лизнула его в шею, вдыхая его запах.
«Да. Да!»
Он наклонился для очередного поцелуя, но остановился в миллиметрах от моих губ и нахмурился.
—Твои глаза. Они красные.
В одно мгновение ужас погасил пламя. Ужас и страх, такой уродливый страх. Я выбралась из-под него, затем медленно попятилась назад, увеличивая расстояние между нами.
—Держись от меня подальше. Ты должен держаться подальше.
—Али,— сказал он, потянувшись ко мне.— Я не собираюсь причинять тебе боль. Я хочу помочь тебе.
«О, Боже».
—Уходи,— приказала я, едва сдерживаясь, чтобы не отпихнуть его руку. Однажды я уже напала на него. И не собиралась давать себе возможность сделать это снова.— Тебе пора в школу, пока не опоздал.
Его руки сжались в кулаки и упали по бокам.
—Школа сегодня закрыта. Двадцать шесть человек были найдены мертвыми в своих домах сегодня утром, и среди них были три ученика. Они не учатся в твоем классе, поэтому я не думаю, что ты с ними знакома,— быстро добавил он.— По сообщениям, гнилостный синдром сейчас заразен и охватил Бирмингем, поэтому принимаются меры предосторожности, пока не станет известно, как он распространяется.
Он решительно двинулся ко мне.
—Нет,— крикнула я, отступая назад, пока не ударилась о стену. Горячие слезы текли по моим щекам. Похоже, я все-таки не перестала плакать.— Уйди! Пожалуйста!
Прошло много времени, прежде чем он встал. Коул смотрел на меня, и на его лице играли разные эмоции. Страдание, как раньше. Гнев. Тоска.
