Продавец вздохнул, тяжко так, с таким видом, будто его только что обманули, но он готов стерпеть все страдания ради общего блага человечества.
—Ладно, ЛасГален. Но если за время отгула ты ввяжешься в неприятности, то я за тебя заступаться не буду. Так и знай. Мне тоже проблемы не нужны. Веди себя тихо, никуда не лезь. К тому же, на тебе всё ещё ограничение на свободу, наложенное главой Йешу. Так что тебя всё равно из города не выпустят.
Вот чёрт. Я совсем забыл про ограничение.
Ради поездки вЗемли Рассвета с меня временно сняли запрет на выезд, но по возвращении снова его вернули.
—Можете не беспокоиться, я буду паинькой,— со всей убедительностью заверил я.
НоХартог отчего-то мне не поверил, опять закатив глаза и мучительно вздохнув.
—Тогда убирайте этого морфи в подсобку.— Он указал на гоблина, а затем — на слугу-брюнетку, что стояла рядом:— Вот эту поставьте на середину витрины.
Я иМозарт сразу занялись делом. Под злобный бубнёж Годфреда убрали с витрины гоблина, унесли в подсобку и положили в старую коробку, а затем подняли на верхнюю полку, подальше от чужих глаз… иХартога заодно.
Годфред понаблюдал за нами и в конце концов объявил:
«Ну всё, ты допрыгался. Я с тобой после такого предательства вообще не разговариваю».
Он обиделся, как маленький. И это Бог Вечной Ярости. Я ведь для него стараюсь, а этот засранец нос воротит. Ну и хрен с ним, всё равно он будет делать так, как я скажу. Мы оба это понимали.
Когда надо было переставлять на витрине морфи-брюнетку, тоМозарт всё сделал сам, намеренно потеснив меня плечом. Он бережно обхватил куклу-девушку за талию, приподнял и перенёс на центральное место витрины, после чего аккуратно поправил простыню на её плечах и длинные чёрные, как смоль, волосы.
Пока он возился, я подобрал ему костюм по размеру.
Одежды десятых размеров было немного, да и та рассчитана на морфи с идеальной заводской фигурой, но один из серых костюмов более-менее подошёл быМозарту, даже с его неказистой фигурой и длинными руками. Его я присмотрел ещё утром. Плюс ботинки.
Цена всего этого добра — пятьсот восемьдесят два чека. Тоже немало, кстати.
Зато Мозарт перестанет выглядеть, как оборванец, и снимет наконец с себя идиотское пончо и резиновые шлёпанцы.
—Эй, Мозарт, как тебе вот такой костюм?— спросил я у него, когда он закончил возиться с витриной.
Тот внимательно посмотрел на костюм, что я держал в руках, и кивнул. Он уже понял, что надо делать, поэтому молча забрал у меня одежду и сразу же принялся переодеваться прямо возле прилавка.
—Он мне всех клиентов распугает своей голой задницей!..— начал возмущаться Хартог.— Для кого примерочные придумали вообще?
Что Мозарту, что мне было всё равно. Натянув на себя брюки, мой морфи удовлетворённо кивнул. Они сели почти идеально — были немного длинноваты, но я завернул ему гачи. А вот с курткой вышло не так хорошо. Рукава оказались слишком короткие, чуть ли не до локтя, ноМозарт снова кивнул, готовый ходить и так.
А потом взял и напялил сверху ещё и пончо!
—Слушай, приятель, а вот это лишнее…— начал я, ноМозарт покачал головой, глядя на меня с молчаливой просьбой. Так обычно дети смотрят на родителей, когда чего-то хотят.
Я вздохнул и глянул на его ноги в шлёпанцах.
—И это тоже хочешь оставить?
Ничего не отвечая, он стянул шлёпанцы и надел ботинки, причём на этот раз сделал это с большим удовольствием. Ботинки были ему в пору и очень понравились — это было видно.
—Ладно, оставь себе пончо, если хочешь,— сдался я.
Всё равно он стал выглядеть намного лучше, чем раньше.
—А хозяин?— вдруг спросил Мозарт, окидывая взглядом мою поношенную одежду.
—Мне пока не до этого,— ответил я.— Но спасибо, что беспокоишься.
Мозарт всё больше вёл себя, как человек. Это одновременно радовало и порождало беспокойство.
До конца рабочего дня Хартог ещё пытался продать мне несколько кольчуг, затем — пару париков, чтобы скрыть красные дреды Мозарта, а после этого вытащил из закромов красивый кожаный колчан. Судя по размеру, он предназначался не для человека, а для морфи.
—Вообще-то он не продаётся, но для тебя я сделаю исключение,— многозначительно сказал Хартог.
—И продадите мне его по максимальной цене?— съязвил я тут же.
—Знаешь что, ЛасГален?— Старик вздохнул.— Если быМозарт не был таким хорошим парнем, то я б тебе этот колчан даже не предлагал. НоМозарт заслуживает его. Дай мне за эту вещь всего один чек и забирай.
Хартог протянул мне колчан, ну а я уставился на него в недоумении.
—Один чек?
—Да, всего один чек. Потому что моя матушка завещала мне продать эту вещь только за один чек, а я уважаю её желание. Поверь, это хороший колчан, и другого такого ты не найдёшь.
—Мозарту нравится,— тут же отреагировал морфи.
Я подал Хартогу купюру в один чек, и старик сам надел наМозарта колчан, перекинув ремень ему через плечо. Причем сделал это так бережно и с большой любовью, будто эта вещь что-то для него значит.
—Она кому-то принадлежала, господин Хартог?— спросил я.
Старик застегнул крепления на колчане и посмотрел на меня.
—Эта вещь принадлежала моей матушке. Она была коллекционером, и у неё был морфи. Всего один. Его звали Александр, и в нём была хорошая душа. Славный был парень. Это его колчан.
Он с грустью улыбнулся, хлопнул Мозарта по плечу и побрёл в подсобку.
Я посмотрел ему вслед и даже удивился тому, как в таком человеке, как Хартог, могло быть ещё что-то, кроме желания обогатиться.
Еле дождавшись конца рабочего дня, я решил быстро заскочить в соседнюю лавку, где продавали накопители. Хоть на косе Годфреда имелся свой накопитель на бессчетное число душ, я всё же решил, что мне пригодится и свой собственный.
Тот самый накопитель, который я уже присмотрел себе позавчера.
Он стоил две тысячи чеков. Очень дорого, но я не стал на этом экономить. Уже знакомая мне продавщица — неприветливая тётка в очках — снова озвучила мне цену и с удивлением уставилась на протянутые красно-зелёные купюры чеков. Ещё и зачем-то переспросила:
—Ты покупаешь?
—Ну да. Это деньги, если что.
—Э… конечно.
Она перевела взгляд на меня, будто не могла поверить, что у меня вообще могут водиться деньги. Затем женщина взяла их и пересчитала, всё ещё косясь на меня иМозарта за моей спиной.
—Что ж, всё верно.
Она быстро открыла ключом стеклянный прилавок, достала чёрный перстень с красной жемчужиной на пятьсот душ и собралась упаковать в пакет, но я попросил:
