Ахтычёрт. Железный класс. Ещё бызнать, насколько это высоко. Нупочему янеуспел прочитать обэтом…
«Это пятый класс издевяти!»— быстро пояснил Годфред.
Незнаю, что быдала мне сейчас эта информация, нозато психологически явсё-таки допустил, что справлюсь… наверное.
Гигантский филин тащил меня вверх, всё выше ивыше, его свободное крыло махало стакой мощью, что моё тело болталось, как изгнившая ветошь, нояизо всех сил держал амулет вруке, закоторую меня итащил Бог Ночи.
Петля изсиних молний Годфреда связывала нас вместе инедавала мне упасть.
Бог Ночи посылал вменя тени отперьев, итебеспрестанно били моё тело. Контроль защиты работал, ноуже порядком истончился, поэтому яболтался непросто как ветошь, акак избитая ветошь. Будто меня пинали бетонными берцами человек десять сразу!
Побокам, поголове, поплечам, поногам…
—А-а-а-а-а-а-а-а-с-у-у-к-а-а-а-а-а-а!— взвыл я, зажмурившись.
«ДЕРЖИ!!— опять заголосил Годфред. —ДЕРЖИ, ДРУЖИЩЕ!».
Незнаю, накакой высоте ясейчас был, мне показалось, что где-то встратосфере…
Изо рта вырвался пар, тело сковало морозом, таким ледяным, что онемели конечности. Неощущалась даже тарука, которой ясжимал амулет. Вообще уже мало что ощущалось.
—Неудержу-у-у-у-у-у…— завопил я.
Как быниуговаривал меня Годфред, яуже понимал, что нахожусь напределе, наволоске оттого, чтобы отпустить амулет.
Неоставалось ничего, кроме одного.
Явыставил вбок свободную руку ивоспользовался магией коллекционера. Тедесять выпущенных изнакопителя душ, что остались болтаться ввоздухе где-то там, внизу— именно они мне ибыли нужны.
Все десять.
Незнаю, накакой скорости меня тащил вверх филин, нодуши оказались быстрее. Они показались изтёмной бездны внизу всчитанные секунды ипреодолели расстояние, летя комне стремительной вереницей.
«Атымолодец, чувак!— оценил Годфред. —Только десять— это много».
—Нормально…— выдавил я.
Души завертелись вокруг меня, иясразу приоткрыл рот, поглощая иходну задругой.
Все десять.
Ощущение было такое, будто меня набили тротилом, азатем взорвали. Внутри получился такой бабах силы, что ясловил что-то вроде наркоманского прихода. Перед глазами поплыло, захлестнула эйфория, имне стало так наплевать, что вокруг происходит. Абсолютно тупой кайф. Ябудто стал воздушным шаром, таким беззаботным,таким радостным итаким летящим вверх, ксмерти встратосфере, или кчему обычно летят воздушные шары…
«Эй… чува-а-а-ак… очни-и-ись…— Мой мозг ловил далёкие призывы Годфреда. —Очнись… очни-и-и-сь… ненадо так… э-э-это неправильный кайф…».
Яощутил, как обожгло мою правую руку, сжимавшую амулет.
Это Годфред пытался привести меня вчувство, имне насекунду даже показалось, что эйфория отступила, что яснова трезв инормально соображаю… нупочти.
Ядоболи зажмурился, задрал голову иоткрыл глаза.
Борьба сБогом Ночи продолжалась, нопетля измолний была вдвое шире, чем раньше.
«АХА-ХА! СРАБОТАЛО!!»— заорал довольный Годфред.
Крыло Бога Ночи стиснуло так сильно, что онзакричал, анепросто зашипел. Второе крыло панически замахало, тело дернулось вбок, филин заметался втемноте, сиганул вниз, спикировал ирезко рванул вдругой бок, чтобы сбросить меня или оторвать мне руку.
НоГодфред держал крепко, инетолько держал, ноещё искручивал Бога Ночи вплену своих молний.
Тот пищал, кричал, шипел ирвался, ноничего уже непомогало. Он, как икогда-то Мозарт, начал уменьшаться намоих глазах. Его гигантские размеры, посравнению скоторыми яказался ничтожным, быстро исчезали, таяли, теряли объём имощь.
—Ух-х-х-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш!— шипел Нокто впанике.— Ух-х-х-ш-ш-ш-ш-ш-ш-ш!
Иуменьшался.
Теперь онстал размером сОпору Бога, ноуже через несколько секунд потерял иэту мощь. Потом онуменьшился доразмера серого дракона, потом— лошади, потом— собаки, апотом— доразмера зелёной ящерки.
—Ух-сь…— пискнул он.
Иисчез вжемчужине моего опустевшего перстня-накопителя напятьсот душ. Тот поглотил бога, захлопнулся ииспустил тонкий чёрный дымок, будто издула револьвера. Оттакой нагрузки перстень моментально раскалился изавибрировал. Мне пришлось стянуть его спальца исунуть вкарман брюк.
Явыдохнул так тяжело, будто уменя вот-вот случится сердечный приступ, амоя дрожащая рука еле спрятала амулет обратно вкармане забронежилетом. Тело трясло отадской перегрузки, перед глазами бежали мушки.
«Вот это было круто, чувак!— радостный голос Годфреда смешался сгулом вушах. —Вославу Вечной Ярости! Дай обниму! Яужподумал, что твоё тело невыдержит такой нагрузки, нотыкрепкий пацан! Ух-ху!».
Пока онулюлюкал, как дитя, япочувствовал, что вот-вот упаду. Только неснебес, ассобственных ног. Вернулось ощущение, что явсё ещё стою натуше убитого Опоры Бога— там, где изначально ивстретился сБогом Ночи. Похоже, моё тело никуда инеулетало отсюда, как мне показалось. Всё это было лишь мощнейшей иллюзией Бога Ночи.
Ноги так резко ослабли, что янеудержался ирухнул наколени, апотом животом вниз, уткнувшись лицом прямо вколючий шерстистый лоб мёртвой летучей мыши.
«Онет…— Вмоём затухающем сознании запаниковал Годфред. —Нет-нет-нет… только невздумай окочуриться… парень… не-е-ет… аобо мне тыподумал?.. Только неумирай…».
* * *
Незнаю, сколько прошло времени.
Ябудто застрял ввечности, такой тягучей итяжёлой, что она облепила меня, как желе, ипридавила весом. Вокруг царила тишина идаже через закрытые веки проникали солнечные лучи, тёплые иласковые.
Проведя рукой около себя, яощутил всё тот жешерстистый лоб летучей мыши. Моё тело где упало, там иосталось. Ялежал так же— наживоте, лицом вниз. Только запаха окровавленной шерсти неощущал, хотя вонь отмонстра была невыносимая— это яотлично запомнил.
Еле разлепив веки, яподнял голову исразу жесощурился— яркий солнечный свет заливал округу.
Странно, что никого небыло слышно. Нилюдей, нидраконов, низвуков боя или стона раненых— вообще никого. Даже голоса Годфреда вголове.
Яоперся наладони, встал начетвереньки инашёл всебе силы подняться. Продолжая щуриться, огляделся.
Так иесть.
Янаходился нагигантской туше летучей мыши, прямо наеёголове, авокруг меня замер разрушенный Гипериос. Вокруг небыло ниодного уцелевшего здания, кое где торчали оставленные мечи, переломанные гарпуны, груды трупов, горбунов илюдей, всё было завалено чёрными совиными перьями.
Ноживых рядом небыло.
Гробовая тишина.
Явыпрямился вполный рост. Мои глаза кое-как привыкли кяркому свету после кромешной тьмы Бога Ночи исмогли разглядеть, что вчистом, как слеза младенца, небе нет нитеней, ниоблаков, всё оцепенело встранной неподвижности. Яостался здесь один. Совершенно один.
