–Медведь, если ты не хочешь потерять Сиггурд навсегда, необходимо забирать ее в наш дом немедленно! После смерти Фари она будет полностью зависеть от брата, а он может повести себя по-всякому.
На следующий день стало известно, что брат девушки заболел тоже, как и некоторые слуги. Тем более надо было спешить: Сиггурд оставалась вовсе без защиты.
Очень быстро Вячко сумел сделать почти невозможное: Сиггурд перешла в дом Вячковых, стала женой Медведя.
Свадьбы не было, так как к этому времени в городище имелись больные уже почти в каждом доме.
Фари оказался последним знатным горожанином, которого хоронили еще торжественно, сообразуясь с обычаем. Его тело было погружено в ладью совместно с телами других умерших родственников: женой и сыном.
Если бы жена Фари была жива, ее, скорее всего, убили бы, чтобы отправить в нижний мир одновременно с мужем.
В данном случае все совпало – Фари, его жена и сын почти одновременно покинули жизнь естественным путем и отправлялись вместе.
Младшую дочь Фари Агнету, остававшуюся в доме, ее нянька уже готовила к насильственной смерти, чтобы отправить в погребальной ладье вместе с родителями и братом.
Но Вячко, Медведь и Сиггурд пришли за девочкой. После недолгих переговоров ее отдали – ведь Медведь стал наследником семьи.
Мышебора, который после ухода старших хозяев неотрывно находился возле Агнеты, ластился к ней и мурлыкал, Медведь забрал к себе тоже.
Похороны пришлось организовывать Медведю. В ладью с телами умерших погрузили необходимые им в загробном мире вещи: запас еды, драгоценности, одежду, оружие. Медведь все время помнил о Золотой Бабе.
Накануне похорон, когда большая семья Вячковых обсуждала, все ли необходимое положили в похоронную ладью, он сказал:
–Нужно непременно отправить Золотую Бабу в нижний мир вместе с ее владельцем Фари!– и посмотрел на собравшихся.
Сиггурд молчала. Молчали, нахмурившись, братья Медведя – Ярополк, Лис и Добрыня.
А старший, Вячко, сказал:
–Медведь, я понимаю твое желание похоронить родственников Сиггурд как можно лучше. Многое потребуется Фари в нижнем мире, чтобы его новая жизнь была богатой и счастливой. Но ведь мы и так все сделали для этого: ладья почти доверху заполнена расшитыми дорогими одеждами, кухонной утварью, самым лучшим оружием, дорогими украшениями… Нужна ли там еще и эта вещь? Потребуется ли в нижнем мире мужественному, знатному, мудрому викингу Фари чужое божество, предмет поклонения далеких от его верований и чуждых ему югорийцев? А в этом мире мы смогли бы ее продать – она стоит дорого. Ты знаешь, что наши семьи растут, нам необходимо постоянно расширять хозяйство. У вас с Сиггурд тоже будут дети, а дирхемы на земле не валяются…
Медведь опустил голову, подумал, прежде чем ответить.
Все ждали.
–Вячко,– наконец начал он.– Ты старший, ты самый умный из нас. Я всегда слушался тебя. Ты знаешь, как я тебе благодарен… Это ты спас Сиггурд, сделал возможным наш брак. Но тут… Вячко, Золотая Баба принесла несчастье в дом Фари! Это не простая статуэтка – ты правильно заметил, что это божество далеких и чуждых нам людей. Ушкуйники, отобрав у вогулов Золотую Бабу, причинили им большое горе. На этой фигуре кровь многих. Это она принесла к нам в Свинечск страшную болезнь. Я всегда слушался тебя. И сейчас будет так, как ты скажешь, Вячко. Но подумай хорошо, прежде чем решить.
Все замолчали.
Неожиданно для всех заговорила Сиггурд:
–Чем больше проходит времени, тем лучше я понимаю, что история покупки этой золотой статуэтки была очень странной. Отца почти вынудили ее купить. Золотую Бабу он купил перед самой своей болезнью, по случаю. Продал Остромысл необыкновенно дешево – в десять раз дешевле, чем в первый раз просили, почти даром отдал. И отец сразу после этого заболел. Мне кажется теперь, что не случайно Остромысл так дешево запросил: он хотел избавиться от нее побыстрее. Медведь прав: проклятие лежит на этой Бабе. А тогда мы радовались удачной покупке, один Мышебор не радовался, он ее сразу возненавидел. Коток ведь не простой зверек. Он чувствует то, чего и мы не видим…
–А как ты узнала, что Мышебор ее не любит?– спросил насмешливо Лис.– Коток не умеет разговаривать!
–Еще как умеет!– возразила Сиггурд.– Давайте опять его спросим, что он сейчас скажет?
Принесли Золотую Бабу. Поставили на пол. Мягкий свет исходил от сидящей в непринужденной позе женской фигурки. Золотые отсветы легли на чисто выметенный пол. Сложив руки на животе, Баба смотрела в глаза каждому – прямо, открыто. Завораживающим был ее взгляд.
–Ах, какая!– воскликнул Добрыня.– Не может она зло принести!
Тут Агнета внесла серенького котка, опустила на пол.
Увидев фигурку из золота, Мышебор тотчас распушил шерсть на загривке и зарычал. Теперь он казался большим и страшным.
–Что ты, Мышебор?– спросила Сиггурд.– На кого ты сердишься?
Мышебор, рыча, подползал на брюхе к Золотой Бабе. Шерсть он распушил настолько, что увеличился в размерах вдвое. Страшные клыки на его оскаленной морде пугали. Уши были прижаты к спине. Хвост тоже распушился, он волочился за ползущим котом, повторяя движения его тела.
Золотая статуэтка по-прежнему сияла мягким, радостным светом. Казалось, Баба смотрит на взъерошенного серого зверька с насмешкой.
Вдруг он кинулся на статуэтку, вцепился в нее когтями передних лап и начал рвать.
Медведь хотел взять его на руки, но побоялся: коток превратился в страшного зверя, он был почти невменяем.
–Мышебор, Мышебор, за что ты ее так?– успокаивала Сиггурд.
Но разъяренный коток не слушал: мощными ударами лап он опрокинул Золотую Бабу и покатил в угол.
Никто не смел помешать зверю.
–Мышебор, ну ее, оставь ее…– Агнета протянула руку и погладила зверя по взъерошенной шерсти.
Коток еще раз грозно фыркнул, но Агнету не тронул, прижал еще сильнее уши и сел у ног девочки. Он продолжал шипеть на поверженную в углу Золотую Бабу, однако шерсть его постепенно приглаживалась, ее ворсинки приходили из вертикального состояния в более привычное горизонтальное.
–Он что-то знает, вы с Медведем правы.– Вячко обращался к Сиггурд.– Что ж, пожалуй, и впрямь стоит отправить Золотую Бабу с Фари в нижний мир – там она не сможет причинить вреда.
Глава 11
Былое и думы Углова
Отца Владимир Углов помнил смутно. Ему было пять лет, когда отец ушел на войну, с которой не вернулся. Город уже в июле начали бомбить, эвакуироваться они с матерью не успели. Помнил, как рвал на Соборном дворе крапиву на щи, как разбомбили их дом на Рачевке – последние месяцы перед приходом наших жили с матерью в полуразрушенном подвале…
