–А вас, Зубарев, попрошу остаться,– так и сказал он.
Когда остальные сотрудники вышли, полковник продолжил:
–Вы, конечно, поняли, что я хочу поговорить о деле Соловьевой. Что там у нас с Трапезниковым?
Зубарев, пригладив левой рукой светлые пряди, правой протянул полковнику папку.
–Вот, я захватил протокол допроса, товарищ полковник. Знал, что вы захотите посмотреть.
–Доложите устно,– приказал Углов, небрежно кладя папку на стол рядом с собой.
–По-прежнему все отрицает, товарищ полковник. К Соловьевой пришел, чтобы поговорить начистоту – мол, не брали они с братом ни разу в жизни никакие ларьки. Хулиганили, да, но уголовщины, мол, не было. Пошел к ней вечером, чтобы спросить ее, почему она их подозревает. Говорит, что перепутала она что-то, он и хотел прояснить. А застал ее уже убитой. Испугался сильно и ушел.
–Я то дело восемьдесят восьмого года поднял,– кивнул полковник.– Отправили в колонию по тому делу троих. Все трое малолетки были, во всем сознались. Один вышел уже. Я с ним беседовал, вызывал сюда. Он и сейчас подтверждает, что они виноваты, не было тут следственной ошибки. А тогда зачем Трапезникову Соловьеву убивать?
–Мог убить просто в пылу ссоры. Свидетельница Лопухова, правда, утверждает, что впечатления пьяного он не производил, когда она его встретила. Но сам он признался, что стопку выпил, перед тем как к Соловьевой идти.
–Ну, что ему одна стопка?!– усмехнулся полковник.– Такое развитие сюжета могло бы быть, если они с Соловьевой потом вместе выпили… Но этого, насколько я понимаю, не было. Никаких следов пьянки в комнате не обнаружено.
Зубарев вздохнул:
–Нет, там все чисто,– и упрямо добавил:– Однако с чего-то же появилось у Соловьевой это обвинение! Может, все же взяли они ларек? Тогда имеется мотив убийства Соловьевой.
Глава 12
Конец городища Свинечск
Да, Фари оказался последним жителем Свинечска, которого хоронили как положено – по всем правилам, с почетом, необходимым для человека его ранга.
Ладью с телом викинга, его жены и сына, с драгоценностями и золотыми вещицами (среди них была и Золотая Баба), красивой кухонной утварью, богатыми одеждами, с оружием и запасами еды погрузили в ладью, которую доставили к месту захоронения и погребли со всей возможной торжественностью.
Торжеству погребения, однако, не соответствовало малое количество присутствующих. Зрителей не было вообще. Никто не пришел полюбоваться на красивый обряд, проводить в последний путь знатного горожанина. Присутствовали только те, кто непосредственно в обряде участвовал: Вячковы да немногочисленные слуги отправляющегося в нижний мир Фари.
Не до зрелищ стало к этому времени жителям городища. Страшная болезнь, привезенная ушкуйниками, косила город. Почти в каждом доме были больные.
Болезнь развивалась стремительно. Хоронили уже без обрядов – зарывали в землю, а иногда и сжигали… Лекари, волхвы совершали обряды над больными каждый день, но это не помогало. Все лекарские приемы – питье травяных отваров, баня, порошки из медвежьих когтей, пепел лягушачьей кожи или настой земляных червей – были бесполезны, не приносили облегчения.
Как раз накануне похорон Фари пришла болезнь и в дом Вячковых – заболел Береза, сын Вячко.
«Не помогло нам и то, что Золотую Бабу отправили с Фари,– вздохнул Вячко.– Может, и не в ней дело?»
Вячковы сами отволокли ладью на место захоронения, насыпали курган. Трудились весь день, а вечером этого же дня в доме был совершен очистительный обряд дядькой Ядреем, которого пригласили братья.
Березе, однако, становилось хуже, утром следующего дня он умер.
Той же ночью заболели Лис, его жена и дети.
Дом Вячковых не был исключением: вохваченном эпидемией городище почти не осталось жителей.
Дальше пошло по нарастающей: болезнь захватила Добрыню и его семью. Все они держались стойко и мужественно принимали смерть.
Потом заболела Сиггурд. Медведь не отходил от нее: протирал ей губы и лицо влажным холстом, пытался напоить травяным отваром.
Вячко старался не оставлять хозяйственные дела – такая у него была философия: что бы ни случилось, а порядок поддерживать надо.
Агнета поначалу то сидела рядом с Медведем, то бралась помогать Вячко, но потом куда-то исчезла.
Вячко прошел по всему дому – девочки не было нигде.
«Наверное, ушла в лес, испугавшись болезни…– что ж, конец в любом случае близок – и там вряд ли спасется, пропадет»,– равнодушно думал Медведь.
Он и сам был готов к близкой смерти – такая, видно, судьба, так решили боги.
К удивлению братьев, коток Мышебор отнесся к исчезновению Агнеты равнодушно. Он сидел рядом с Медведем возле Сиггурд и мирно, как ни в чем не бывало умывался.
–Глупый ты зверь, ничего не понимаешь, потому спокоен,– обратился к нему Медведь.– Скоро умрет Сиггурд, умру я… Ты умрешь тоже – не выживешь ты один. Окрестные дома пустые, никто тебя не возьмет, никто не накормит. Сюда придут волки, кабаны. Скорее всего, они сожрут тебя…
Мышебор перестал умываться, слушал его внимательно. Но конечно, он не понимал слов и потому оставался спокойным.
Стукнула дверь.
–Мир дому сему!– послышалось от порога.
Медведь оглянулся, Вячко тоже прервал свое занятие.
Возле двери стоял высокий старик в черном до пят плаще и с ним Агнета.
Людей в таких одеждах они уже видели. Их много было в Смоленске, куда Вячко ездил по торговым делам, пару раз брал и Медведя с собой.
Смоленск – город в одиннадцати верстах от Свинечска. Он стоит на большой реке Днепр. Тамошние жители многими ремеслами занимаются, тоже и ладьи катают, а недавно там построили красивый храм. Только этот храм посвящен христианскому богу, в Смоленске много христиан. В этот город приплывали по Днепру из Киева, убедили жителей креститься, теперь храмы здесь строят.
Медведю непонятна их вера, странная какая-то. Приходили они и в Свинечск, давно уже, несколько лет назад. Они называли себя христиане и еще православные.
Они рассказывали, что бог только один, и призывали отречься от своих богов, поверить в их единственного бога. Рассказывали и про Сына Божия – это была история о необходимости самоотречения и жертвы.
Жителям Свинечска она показалась тогда какой-то несообразной. Как можно всех любить? Люди разные, они всегда враждуют, воюют… Без этого не проживешь.
