«Хорошо хоть на «ты» не перешел»,– подумала Вера.
А Углов встал и начал ходить по кабинету. Он слушал весь рассказ очень внимательно, но по выражению его лица было трудно определить, насколько эти факты кажутся ему важными. Теперь стало понятно, что они задели его.
–Я не спрашиваю, насколько законными путями вы добыли эти сведения,– сказал он.– Можете мне об этих путях вообще не рассказывать…
–Тут нет ничего особенного, это ЭВМ дает такие возможности. Очень скоро все к новым возможностям привыкнут, не будут удивляться,– обрадовался любимой теме Рассветов.
Углов остановил его жестом.
–Я это понял. Давайте вернемся к нашей проблеме. Я, как и вы, не могу сказать точно, имеют ли самовольно предпринятые раскопки Шлоссера какое-то отношение к убийству Стеллы Войтулевич. Не знаем мы и того, связаны ли два убийства – Войтулевич и Соловьевой – между собой. Но сходство способов исполнения бросается в глаза – об этом сходстве я уже задумывался сам… Обнаруженные вами сведения все же содержат небольшой шанс распутать это давнее дело. Что ж – связь между событиями может обнаружиться в процессе работы. В том, что ваша версия имеет право на существование и требует самой точной проверки, я уверен. Заниматься этим должна, конечно, милиция. Я обещаю вам самым тщательным образом эту версию изучить.
Глава 19
Шпионский подкоп
В тот день, когда был найден артефакт, они задержались в Гнездове дольше обычного: пока разглядывали, пока чистили, пока радовались и обсуждали дальнейшие действия…
Для начала нужно было решить, у кого хранить найденную вещь. Карл Иванович жил на съемной квартире.
Под этим респектабельным названием скрывалась пятиметровая комнатушка в частном деревянном домишке на окраине города. Собственно, это была даже не комнатушка: хозяйка просто отделила не доходящей до потолка фанерной перегородкой пространство за печкой и сдавала его.
В разрушенном войной Смоленске жилья не хватало катастрофически. Людям приходилось жить в бараках, подвалах, в крепостной стене.
Комнатушка за печкой для холостяка считалась нормальным, хорошим жильем. Но принести туда ценную вещь Шлоссер не мог: ухозяйки имелись маленькие дети, с удовольствием игравшие с его вещами в его отсутствие; спрятать от них статуэтку было некуда.
Сергей Воробьев жил с родителями, которые начали бы его расспрашивать об артефакте. А рассказать им всего было пока нельзя. Сережка вообще родителям про раскопки не говорил, как-то выкручивался с утренними отлучками – домработница Глаша его покрывала.
Идеально подходила для хранения статуэтки комната Стеллы Войтулевич. После смерти матери девушка жила одна. Комната ее имела выход прямо на лестничную площадку, то есть являлась, по сути, отдельной квартирой.
В общем, решили, что находка будет храниться у Стеллы.
На автобусной остановке разошлись: Сергей пошел с девушкой – тяжелую вещь необходимо было донести до ее квартиры, а Карл Иванович отправился домой.
Когда вечером того же чрезвычайно длинного, насыщенного событиями дня к нему пришли сотрудники НКВД, он поначалу не очень испугался.
Шлоссер уже имел контакты с этой организацией. В 1943-м восемнадцатилетним юношей, горящим желанием бороться с фашизмом, он пошел на фронт и почти сразу попал в окружение. Выйдя после многодневного перехода в расположение наших войск, был допрошен и арестован: немец, в окружении – это было слишком подозрительно. Однако он отсидел меньше недели и был отпущен.
По намекам, которые были сделаны сотрудниками, Карл тогда понял, что помог ему Владимир Петрович.
Владимир Петрович Иванов был в жизни Шлоссера всегда, начиная с детских лет, проведенных в Берлине. Это был близкий друг его родителей, немецких коммунистов. С приходом к власти в Германии фашистов Владимир Петрович куда-то исчез, родители, отвечая на вопросы ребенка, сказали, что уехал к себе на родину, в Советский Союз.
Его деятельность была непонятна, о связанной с ней тайне Карл стал догадываться только в Москве. Это Владимир Петрович переправил его в СССР. Он часто навещал Карла в детдоме. О гибели родителей ему тоже рассказал Иванов.
Когда его выпустили в 1943-м уже через неделю, было очевидно, что это результат заступничества Владимира Петровича. Он по-прежнему не знал, какую должность занимает его старший друг и покровитель, но догадывался о ее секретности, о связи старшего друга с антифашистским подпольем в Германии.
Выйдя на свободу, Карл уехал в Смоленск – отстраивать разрушенный город. Вскоре его вызвали в НКВД и вручили достаточно солидную сумму: «Владимир Петрович Иванов оставил тебе»,– сказали ему. И он догадался, что друга больше нет в живых.
С помощью этого небольшого наследства, а также подрабатывая переводами, Шлоссер жил во время учебы в пединституте в общежитии, а с 1948 года, поступив на работу учителя в школе, снял угол у хозяев деревянного окраинного домика…
И вот теперь, когда к нему пришли с обыском, он расстроился, однако почему-то не испугался.
Обыскивали не только его комнату-закуток, но весь дом, даже на чердак лазили. Хозяева, сильно бледные, сидели в углу, хозяйка обнимала детей. Не нашли и не забрали ничего, только Шлоссера увели.
Когда на первом же допросе его стали расспрашивать о том, зачем он ездил так рано по утрам в Гнездово – Шлоссер сказал правду, но не всю. Он рассказал, что увлечен археологией, что начал самостоятельные раскопки…
Только о том, что был там не один, не сказал. Ну, и о найденном артефакте тоже – иначе пришлось бы назвать Стеллу, хранительницу статуэтки.
В археологическую цель раскопок никто не поверил. Его сильно били. Обвинение было предъявлено страшное: шпионаж в пользу Германии.
Шлоссер плохо переносил боль. На третьем допросе он сознался: да, он задумал подкоп. С целью хищения документов.
После этого легче не стало. От него добивались имен сообщников, и однажды, будучи в полубессознательном состоянии, он назвал Сергея Воробьева. Стеллу не назвал.
Уже через неделю им устроили очную ставку. Сергей тоже был сильно избит, с потухшими глазами. На Карла Ивановича он смотрел растерянно, недоумевающе.
–Да, мы вдвоем пытались сделать подкоп. Я был инициатором, а гражданин Воробьев по моей просьбе мне помогал. Я его заставил помогать, в некотором роде,– сказал Шлоссер, глядя в эти потерянные глаза.
Шлоссер сделал акцент на слове «вдвоем». И глаза выразили понимание. Сергей еле заметно кивнул.
Приговор последовал быстро. Шлоссеру был присужден расстрел, Воробьеву – десять лет лагерей.
