–И не надо!– соглашалась Стелла.– Вы там пока на кухне чай попейте, а я только пыль сотру быстренько, и все.
Кухня у Угловых была не очень большая, метров шесть.
За небольшим столиком они едва уместились втроем: Таня, Надя и Вера. Внучка Тани Настя вначале крутилась возле них, потом убежала – наверное, к матери, которая возилась в дедовом кабинете.
–Володя закрытый был человек,– сказала Таня.– Он даже мне не все рассказывал. Особенно если по работе что. Он ведь во все детали на работе вникал, до мелочей старался докопаться. В последнее время он сильно переживал: какое-то дело распутывал, сложное очень, запутанное…– Она тяжело вздохнула.
В это время из кабинета донесся грохот: упало что-то тяжелое.
Все три женщины, вскочив с мест, кинулись в кабинет.
Первая мысль была: не случилось ли чего со Стеллой или Настей.
Вера добежала до кабинета первая, толчком распахнула дверь. Надя и Таня ворвались вслед за ней.
Стелла и Настя были там, обе не выглядели расстроенными или испуганными. Стелла поднимала с пола какой-то тяжелый предмет, одновременно его с любопытством разглядывая. Настя скакала вокруг, тоже стараясь разглядеть громоздкую вещь в руках матери.
–Стелла, что это? Что случилось?
–Слава богу, ничего, мама. Я статуэтку уронила нечаянно. Но Настя далеко была, к счастью, так что ничего не случилось. Она просто упала на пол, не разбилась даже. А тяжелая!
–Как же так? Отчего она упала?– не успокаивалась Таня.
–Да я просто ее подвинула, чтобы под ней пыль стереть. И нечаянно уронила. Она не разбилась – похоже, металлическая. Ой, вот тут край оббился немножко…
Вера с Надей тоже подошли посмотреть на статуэтку, которую уже водрузили на стол.
Это было поясное изображение негра или, скорее, негритянки. Из-за густой черноты изделия выражение лица терялось – просто черная поясная фигурка с толстыми негритянскими губами и слегка приплюснутым носом.
–Вот тут чуть-чуть откололось…– с сожалением говорила Стелла. Она поворачивала фигурку на столе, с интересом разглядывая.– Можно будет закрасить, наверно. Ты, мама, не огорчайся только.
–Этой фигуркой папа очень дорожил,– печально сказала Таня.– Ему подарила ее на день рождения та девушка, в честь которой тебя назвали – папина детская любовь. У него же прозвище было Африка, она и подарила африканца. А может, это и африканка – тут непонятно. Но папе она нравилась. Не расстраивайся, Стелла, мы подкрасим это место черной краской и незаметно будет! И поставим на прежнее место.– Она наклонилась еще ниже, рассматривая скол.– Ой, это не откололось… Это краска отвалилась! Она и так покрашена, это краска по металлу!
Вера тоже наклонилась над фигуркой. Край, где целостность нарушилась, был желтоватым, а не черным…
Вера осторожно потерла его рукой: какой-то желтый металл, приятный на ощупь… Фигурка вся была из него сделана и покрашена густой черной краской поверх металла.
–Очень странно она изготовлена!– сказала Надя, тоже разглядывающая фигурку.– Обычно статуэтки негров сразу из черного материала делают. А тут она сделана из желтого, но потом сверху черной краской покрашена. И похоже, масляной… Как-то даже этим испортили… Она без краски лучше бы была.
Стелла с трудом перевернула тяжелую фигурку набок, рассматривая ее… Снизу статуэтка была укреплена чем-то, напоминающим оконную замазку. Слой был тонкий и от недавнего падения тоже слегка отколупнулся: под ним явственно торчал уголок какой-то грязной бумажки.
–Тут и снизу налеплено непонятно зачем. Клеенка какая-то приклеена! Но тоже отклеилась уже, край задрался, и она упала, когда я начала передвигать… Мы основание тоже подровняем – пусть стоит.– Стелла говорила это, осторожно отдирая от дна потертые куски клеенки и доставая листок.
Бумажка под клеенкой оказалась довольно большая. Это был листок из блокнота, аккуратно сложенный вчетверо.
–Это фирменный знак! Сейчас узнаем, на какой фабрике этот бюстик делали,– воскликнула Стелла и развернула листочек.
Он был ветхий, снаружи на него налипла грязь, но на внутренней стороне можно было различить карандашный текст. Текст был бледный от времени, отчасти истерся, четко видны были лишь отдельные слова.
–Мама, давай лупу, тут плохо видно…
–Стелла, подожди… У папы в столе посмотри, у него хорошая лупа была – я у него всегда просила, если мелкий шрифт прочитать надо…
Включили настольную лампу, нашли лупу. Она действительно оказалась мощная и удобная, профессиональная.
Стелла села в кресло, остальные сгрудились около нее, заглядывая через плечо, Настя притихла, уселась в дальнем углу с куклой в опущенной руке.
–«Вова, прости, что не говорю сразу…»– начала читать Стелла.– Это записка! Папе, видимо! Читать?– Она посмотрела на мать.
Вера с Надей переглянулись.
–Ну, мы пойдем…– сказала Надя.– Нам пора уже.
–Нет-нет,– быстро возразила Таня.– В записке не может быть ничего плохого или стыдного. Вова не успел прочитать, но я знаю, что там, где он, ничего плохого быть не может. Оставайтесь! Останьтесь, я вас прошу – это через сорок лет записка! И Володя, я уверена, сказал бы, чтоб остались. Садитесь! Вера, Надя, садитесь! Это, наверно, долго разбирать.
Она указала на диван, сестры сели.
Стелла некоторое время молча разглядывала через лупу текст. Лицо ее стало сосредоточенным, приняло даже озабоченное выражение.
–Да, это записка! Тут не все слова можно разобрать, но по тем словам, что сохранились, можно догадаться об остальном. Это, скорее всего, та девушка писала, что фигурку подарила. Стелла, тезка моя.– И она продолжила чтение:– Итак, «…прости, что не говорю сразу. Но я надеюсь, что мы с тобой встретимся снова, и тогда я все расскажу. А если нет, вот самое главное: этот артефакт мы откопали в Гнездове с Сережей и…» Здесь стерто. Кажется, В, И…
–К, И!– закричала, не сдержавшись, Вера.– Там К, а не В! Посмотри внимательнее! Карл Иванович Шлоссер!
Стелла остановилась, поднесла записку ближе к лампе, покрутила лупой…
–Да, действительно, К. И.! И дальше: «Если меня не будет, когда они вернутся, отдай им. Это очень древний артефакт, они будут изучать. Но я вернусь, мы встретимся. Все будет хорошо. Вова, ты очень хороший. С днем рождения. Мы еще увидимся, и я тебе сама все расскажу».
Глава 37
Последняя неделя Стеллы
От Блонье до дома – два шага. Но Стелла шла долго, медленно очень. Голова у нее была как в тумане – в разброде мыслей и чувств. Стелла пыталась осознать только что произошедшее с ней, но ей было тяжело – она сама себя не понимала…
Зачем она рассказала все Коту? Все-все, чего не рассказывала никому? И Сережка ведь тогда сказал: никому не надо говорить… Тогда… Когда они виделись в последний раз.
