–Здорово, Евграф Никанорович, слушай, чего расскажу!– входя утром вкабинет, окликнул его Никита Чугунов, как всегда, бодрый идовольный жизнью.
Оптимист, комсомолец. Молодой дурак,– невесело идаже зло подумал про себя капитан, неодобрительно глядя на Никиту.
–Ну что там утебя?
–Уменя сестра старшая врачом вбольнице работает, так вот, представь, кним вчера по «Скорой» тетку какую-то привезли. Очень тяжелый случай, отек легких, сердце, еще там что-то, яуж, признаться, забыл,– шлепаясь на стул, рассказывал Никита.– Они ее, значит, спасать: капельница, еще чего-то, давление померили, ине могут понять, что же сней такое, акогда анализы взяли, выяснилось, что утетки тяжелое отравление. Иты знаешь, чем? Тем самым веществом, которым Щеголев отравился. Хлор оксид, или оксид гексид… вот ведь ине выговоришь. Вобщем, ядаже обалдел иподумал, что ты уже целый месяц бьешься, где убийца этот редкий яд достал, аон вот, пожалуйста, вовсе ине редкость, им даже какая-то уборщица отравиться могла,– беззаботно болтал Никита.
–Какая больница? Как сестру зовут?– вскакивая сместа, спросил Евграф Никанорович.
–Куйбышевская, асестру Варварой звать. Носова Варвара Евгеньевна, она по мужу Носова!– вслед Евграфу Никаноровичу зачем-то прокричал Никита.
–Добрый день, это вы меня спрашивали? Вы извините, уменя сейчас обход,– объясняла Евграфу Никаноровичу строгая молодая женщина вкрахмальном халате ишапочке.– Вот тут ординаторская, подождите. Через двадцать минут язакончу, имы сможем поговорить.
Возражать строгой докторше Евграф Никанорович не решился. Только удивился про себя, до чего же не похожи брат ссестрой. Никита всегда даже при праздничном параде выглядел этаким шалопаем, авот сестра унего женщина серьезная, стакой не поспоришь…
–Итак, товарищ, слушаю вас,– усаживаясь за стол, проговорила Варвара Евгеньевна, вернувшись собхода.
–Я, доктор, из уголовного розыска, капитан Рюмин, вот мои документы. Мне стало известно, что вчера квам стяжелым отравлением поступила пациентка…
–А, так вы коллега Никиты? Что же вы сразу не сказали?– улыбнулась приветливо Варвара Евгеньевна.– Никита вчера как услышал про этот случай, так весь изаерзал, унас, говорит, как раз похожее дело расследуют. Вот история болезни. Сидорова Евдокия Михайловна, работает уборщицей вфилармонии.
–Где? Вфриламонии?– оговорился от волнения Евграф Никанорович.– Мне непременно нужно ее допросить, немедленно. Дело государственной важности.
–Впринципе ей уже лучше, но долгой беседы явам разрешить не могу. Десять минут,– привычно категоричным голосом проговорила Варвара Евгеньевна.
–Спасибо, доктор.
На кровати возле окна лежала бледная пожилая женщина сголовой, повязанной косынкой, из вялой безжизненной руки ее тянулся ккапельнице тоненький проводок. Лежала она не шевелясь, сзакрытыми глазами, как неживая. Евграф Никанорович испуганно обернулся кврачу, неужто опоздали?
Та успокаивающе кивнула.
–Евдокия Михайловна, Евдокия Михайловна,– тихонько позвала врач, иглаза больной открылись, взгляд не без труда сфокусировался.– Квам товарищ пришел из уголовного розыска, поговорите сним, пожалуйста.
Евдокия Михайловна, медленно перевела взгляд на капитана, ион снова засомневался, сможет ли получить от женщины хоть какие-то сведения. Но та смотрела на него выжидающе ивполне осмысленно.
–Евдокия Михайловна, вы работаете уборщицей вфилармонии?
Та молча прикрыла глаза.
–Вы знаете, когда икак отравились?
–Яд попал вкровь через рану на пальце,– вмешалась вразговор Варвара Евгеньевна.
–Как вы поранили палец?
–Ягримерки убирала, пыль сметала, мусор из шкафов истолов выгребала. Артисты, они такие,– слабым голосом, спаузами рассказывала Евдокия Михайловна.– Любят после концерта выпить, абутылки потихоньку вшкаф или под диван, афантики или бумажки какие– вящик стола. Главное, чтоб на виду не валялось, вот иползаешь за ними, убираешь. Атут вящике стола стала прибирать, вместе смусором какая-то стекляшка попала да ивыскользнула, шлеп на пол иразбилась, аиз нее высыпалось что-то белое, вроде сахарной пудры или крахмала. Вот, думаю, чего только не притащат, хотела собрать ипалец порезала. Стеклышко-то больно тоненькое оказалось. Ну, япалец пососала идальше убирать, ранка-то невелика, ауж через час мне как-то совсем заплохело, пришлось неотложку вызывать,– едва слышно проговорила Евдокия Михайловна, прикрывая глаза.
–Все, на сегодня хватит,– беря Евграфа Никаноровича за рукав, проговорила Варвара Евгеньевна.
–Сейчас доктор, сейчас, один вопрос. Ачья это была гримерка? Кто ею пользуется?
–Восьмая,– не открывая глаз, проговорила Евдокия Михайловна, иЕвграфа Никаноровича вывели из палаты.
–Восьмая грим-уборная?– взглянул на Евграфа Никаноровича поверх очков статный, безукоризненно причесанный, одетый вкостюм-тройку администратор. Экий щеголь напыщенный, подумал про себя снеодобрением Евграф Никанорович, стеснительно пряча под стул ноги встарых сапогах.
–Унас одной грим-уборной сегодня одни пользуются, завтра другие, репертуар унас очень обширный, много гастролирующих коллективов выступает, втом числе изарубежных,– объяснял Самсон Гербертович, шурша страницами журнала.– А, вот, пожалуйста. За последний месяц. Извольте,– пододвинул он кгостю журнал, иЕвграф Никанорович тут же вцепился взглядом вфамилию Минкин, она повторялась за этот месяц не менее десяти раз, втом числе вте числа, что был убит Щеголев.
Вот оно! Вот та сыщицкая удача, что вытягивает любое безнадежное дело, вот та мелочь, тот выверт судьбы, что никогда не дает убийце уйти от расплаты.
Ни одно самое идеально продуманное преступление не остается безнаказанным! Ни одно!
–Японятия не имею, окаких склянках вы толкуете! Яничего вшкаф не клал, явообще не представляю, как туда могли попасть какие-то бутылки, яне пью! Ивообще, почему вы обращаетесь именно ко мне? Ячто, единственный пользуюсь этой гримерной? Да там куча народу бывает, она же не закрывается никогда, да туда можно что угодно спрятать, никто не заметит! Никому дела нет,– горячился Исаак Борисович, сидя вкабинете следователя.
–Да, но никто из прочих музыкантов, занимавших ту же грим-уборную, не был близко знаком сМодестом Щеголевым ине присутствовал ввечер убийства на его домашнем торжестве,– мягко проговорил следователь.
–Да объясняю же вам, мне подкинули эту дрянь, исделать это мог кто угодно!– со слезами вголосе возопил Исаак Борисович.
–Разумеется. Только вот какая загвоздка: вещество, которым был отравлен Модест Щеголев, ваптеках не продается.
–Ичто?
–Ато, что достать его непросто, не каждый может.
–Вы намекаете, что ямогу? Где? Вмузыкальном магазине? Унастройщика?– как бы ни храбрился Исаак Борисович, но вид он имел бледный, почти до синевы, руки его дрожали, ана лбу выступила испарина.
