–Чушь! Не был! Бездарь он был, бездарь!
–Ты пьян, тебе надо пойти прилечь, ты сам не соображаешь, что несешь!
–Да, япьян,– мрачнея, согласился Анатолий.– Пьян потому, что мне тошно! Тошно, слышишь ты, курица безмозглая!– Лариса Валентиновна вспыхнула. Так гадко Анатолий ее еще не обзывал.
–Явсю жизнь мечтал ославе, деньгах, почете. Смотрел на Модьку изавидовал, страшно завидовал, до слез. Иногда смотрел на его сытую счастливую морду где-нибудь вгазете или на афише идумал: агде бы ты без камертона своего был, сволочь? Апотом стал иначе думать, аотобрать бы его утебя, сукина сына, вот было бы весело. Щеголев выдохся, исписался, новая опера композитора Щеголева провалилась!
–Что ты несешь? Толя, утебя белая горячка, ты же не соображаешь ничего!– стоскливым ужасом проговорила Лариса Валентиновна. Ей страшно хотелось, чтобы он замолчал, сейчас же, немедленно. Она не хотела его слушать ипопыталась выскочить сверанды, но он преградил ей дорогу.
–Куда собралась? Нет уж, ты послушай,– вглазах Анатолия плескалась какая-то отчаянная решимость.
–Нет, нет. Хватит!– вырывалась Лариса Валентиновна.
–Слушай!– рявкнул Анатолий, прижав ее кстене.– Ярешил отобрать унего камертон, ия отобрал! Ясно? Икамертон, ивсю жизнь! Иквартиру, иславу, идаже тебя, курицу!– выкрикивал влицо жене Анатолий.
–Ясама отдала тебе камертон после смерти Модеста, ты ничего не отбирал,– бормотала Лариса Валентиновна, пытаясь вывернуться из крепкой хватки мужа.– Ты просто подобрал его. Утебя бы не хватило ни сил, ни смелости отобрать что-то уМодеста! Он был сильнее тебя, выше, отважнее, он был Человеком, аты имизинца его не стоишь!
–Врешь! Дура! Ты все врешь! Ты ничего не знаешь! Это яотобрал камертон, яубил Модеста иотобрал камертон! Яего у-бил!– глядя вглаза жены, отчеканил Анатолий ипьяно, самодовольно хохотнул, но тут же спохватился ирезко, без шуток схватил Ларису за горло.– Что, собралась вмилицию бежать?
–Господи, нет! Ты правда бредишь… Утебя белая горячка! Модеста убил Исаак Минкин.– Вголосе Ларисы Валентиновны против воли прозвучала жалость.
–Исаак Минкин сел за убийство, которого не совершал,– почти нормальным голосом проговорил Анатолий.– Явообще не думал, что милиция докопается, что Модеста отравили. Не зря же яяд винституте спер, кстати, втом самом, вкотором пассия дурака Минкина работала. Смешно. Никто даже не вспомнил, что мы вместе сМинкиным были на том шефском концерте, что нас сэкскурсией по НИИводили, рассказывали оразвитии советской химической промышленности иее вкладе внародное хозяйство, ая вэто время одной лаборанточке глазки строил ипро разные колбы ипробирочки расспрашивал. Вот так этот яд истащил, аони ине хватились. Заверяли следствие, что уних ни грамма вещества не пропало.
–Боже мой! Что же ты наделал? Да нет. Ты врешь! Ты просто позлить меня хочешь!
–Хочу. Все эти годы смотрю на тебя ипредставляю твою физиономию, как бы тебя перекосило, узнай ты, что я, ане Минкин, Модеста прикончил. Все эти годы меня распирало от желания все тебе вывалить, чтобы тебя кошмары по ночам мучили, чтобы ты минуты покоя не знала.
–Так это правда ты,– вужасе прошептала Лариса Валентиновна.– Ты убил Модеста! Асвалил все на бедного Минкина! Нет. Ты бы не смог, нет. Как же так, ты же… мы же стобой… ты жил снами вего доме…
–Да, но вмилицию идти не советую. Во-первых, не поверят, во-вторых, подумай, как утебя за спиной шептаться начнут: она жила субийцей, адети так ивовсе проклянут! Они утебя правильные. Аесли все же вякнешь, жалеть будешь долго, итебя, игаденышей раздавлю. Запомни,– Анатолий склонился ксамому лицу Ларисы Валентиновны, уставившись зрачками вее зрачки.
–Ты врешь, ты все врешь! Ты просто пугаешь меня!– затрясла она головой, вырываясь из его железной хватки.– Ты не мог этого сделать! Ты все врешь!
Анатолий одернул пиджак, встряхнулся и, проведя рукой по лицу, словно стирая снего мерзкую гримасу, проговорил твердо иуверенно, глядя вглаза жене:
–Хочешь идальше спокойно жить, забудь все, что слышала.– Ишагнул впрохладные сумерки дома.
Лариса Валентиновна упала на табуретку. Спина унее была вся мокрая, на лбу выступили капельки пота, руки трясли так, что она поспешила положить на стол ножик.
Анатолий– убийца. Восемь лет субийцей. Водной постели, за одним столом. Он обнимал ее, обнимал детей. Он целовал ее. Лариса схватила полотенце ипринялась тереть свои губы, словно желая содрать сних кожу. Перед глазами мелькали картины, от которых ей становилось тошно, стыдно, смертельно стыдно. От которых хотелось умереть.
Лариса Валентиновна долго сидела недвижимая, оцепеневшая. Может, час, может, два. Суп давно выкипел, но ее это больше не волновало, вдоме стояла тишина.
Она больше не может оставаться на даче. Илья ушел на два дня впоход, Лиза собиралась вечером вгород на концерт сЖорой Альтом, она уедет сними.
Лариса Валентиновна встала, тихо прошлась по дому. Вкабинете, вкабинете Модеста Петровича, на его любимом диване спал Анатолий. Она осторожно вошла вкомнату, ощупала его пиджак, висящий на стуле, осмотрела стол. Камертона не было. Ну что ж.
Утро принесло Анатолию Михайловичу острую головную боль иужасающую сухость во рту, зато избавило от воспоминаний.
–Лара! Лариса!– прохрипел он пересохшими губами.– Принеси рассольчику. Ну или хоть чего. Хоть воды. Лара! Лиза! Люди!
Увы, на его призыв никто не отозвался.
–Бросили,– горестно всхлипнул Анатолий Михайлович, раздираемый жалостью ксебе.– На озеро небось ушли. Бесчувственные нахалки.
Пришлось самому вставать сдивана, ползти на веранду, искать пиво, вино, воду, проводить реанимационные мероприятия.
Семейство как вводу кануло. Только ближе квечеру, окончательно придя всебя, мучимый голодом ипотерявший надежду дождаться обеда, Анатолий Михайлович сообразил, что жена, скорее всего, сильно на него вчера рассердилась иназло уехала вгород.
Подробности вчерашнего разговора сЛарисой Валентиновной совершенно выпали из его памяти.
Лариса Валентиновна всю ночь провела без сна, думая, как ей жить дальше. Она сидела за столом вгостиной, за тем самым столом, за которым они сидели вместе сМодестом вночь его смерти много лет назад, веселые, счастливые, муж был на пике своего успеха. Она прерывисто вздохнула.
Как слепы они были, за столько лет знакомства сГудковским не разглядели внем подлой, низкой, завистливой натуры, да что там натура! Зависть иподлость можно считать мелкими простительными пороками, аАнатолий оказался убийцей!
Убийство. Что может быть страшнее, ужаснее, бесчеловечнее? Аона жила сэтим человеком под одной крышей, обнимала его, целовала, думала, что любит. Или любила?
Нет. Любви не было. Были дружба, уважение, благодарность, любила она только Модеста, идо сих пор любит только его. Лариса Валентиновна подняла голову ивзглянула на портрет мужа, висящий на стене. Парадный портрет вкрасивой раме, Модест на нем был очень красив, строен, во фраке ис белым галстуком-бабочкой он смотрелся величественно. Анатолий неоднократно порывался снять его, убрать вкоридор, вкабинет, вкладовку, сглаз долой, но Лариса была непреклонна.
