–Яспросила тебя, что еще за аудит?
–Ты же знаешь, Марин, отец всегда был очень мягок, доверчив. Никогда не проверял счета ипрочее, но всегда их сохранял. Пригодилось. Восемь лет…– сноткой мечтательности произнес Даниил.– Сколько прекрасных лет ты провела рядом свеликим музыкантом, рядом сгением! Сколько прибыльных, сытых лет. Сколько ты украла, Марин? Ты ведь начала подворовывать спервых дней работы. Конечно, это были копейки, но со временем твои аппетиты выросли, изнаешь, за все эти годы набежала немаленькая сумма.
–Что ты несешь? Это бред, это клевета, я… мы сПавлом…
–Ябы сказал, ты Павла Владимировича обдирала как липку. Но, видно, иу него появились какие-то подозрения. Слушай, аможет, ты обо всем знала? Может, ты узнала, что отец тебя подозревает, иотравила его?
–Замолчи! Не смей! Я… никогда!
–Ну, сэтим вопросом, думаю, разберутся специалисты,– фальшиво примирительным тоном произнес Даниил.– Азнаешь, пожалуй, не стоит готовить мне завтрак, как-то явдруг сообразил. Отца-то отравили! Собирайся, Марина. Ты здесь больше не живешь,– произнес он совсем другим, строгим, лишенным язвительных ноток голосом.– Выметайся.
–Зарвавшийся сопляк. Прилетит Эме, итебе придется самому освободить квартиру. Даже если Павел подал на развод, оформить его еще не успели, она законная жена, точнее, вдова Павла.
–Да, вот только ей ничего не принадлежит,– снова вернулся керническому тону Даниил.– Эме изменяла отцу, так что, по условиям развода, ей ничего не достанется.
–Какое это теперь имеет значение? Павел умер.
–Нет. Отец не умер, его убили, итеперь все имеет значение,– зловеще проговорил Даниил.
Марина от этих слов невольно вздрогнула.
Максим Георгиевич Смоляков проживал ссемейством на Одиннадцатой линии Васильевского острова встаром доме слепниной на фасаде, пологими лестницами, со стертыми мраморными ступенями, витыми перилами иразномастными дверями– от новых, франтоватых, бронированных, до стареньких, выкрашенных внепрезентабельный коричневый цвет деревянных собратьев со множеством звонков, половина из которых давно уже не работала, итабличек, бо́льшая часть из которых давно уже потеряла актуальность, поскольку означенные вних люди покинули квартиру, отправившись кто вновое жилье, акто ина погост.
Никита Локтев не любил старые дома, они навевали на него тоску своей неухоженностью, жалкими осколками былого величия, как фрагменты некогда прекрасных витражей на окнах парадных подъездов, изразцовые печи, покореженные изамазанными масляной краской, свыбоинами на месте отвалившихся изразцов, собветшавшей лепниной ивот такими вот изуродованными временем дверями, за которыми текла десятилетиями чья-то неустроенная жизнь. Почему неустроенная? Потому что невозможно устроить нормальную жизнь вквартире содним туалетом на восемь семей иобщей кухней. Вэтом Никита был совершенно уверен, хотя сам вкоммунальной квартире никогда не проживал, аможет, иименно поэтому.
Смоляковы занимали отдельную квартиру сдобротной металлической дверью ипластиковым колючим ковриком упорога, расположенную на третьем этаже.
–Добрый день. Оперуполномоченный Локтев, следственный отдел,– выставляя вперед вытянутую руку судостоверением, представился Никита вответ на заданный из-за двери вопрос «кто?».
–Проходите.– Ирина Смолякова была женщиной высокой, стройной, сдлинным носом, решительным взглядом карих глаз исорок пятым размером обуви.– Максим, ктебе из следственного комитета,– сообщила она в глубь квартиры.
–Вообще-то мне хотелось побеседовать свами обоими,– поправил Ирину Смолякову Никита.
–Кнам,– сухо исправилась хозяйка, указывая Никите на двери комнаты.
–Итак. Чем мы можем вам помочь?– поинтересовался Максим Георгиевич, без всякого интереса глядя на гостя.
Он тоже был высок ростом, черноволос, лысоват, сболее вялой, чем ужены, осанкой имягкими манерами.
–Япо поводу гибели вашего знакомого, Павла Ившина.
–Вы уже говорили по телефону. Так что же вам от нас надо?– перехватила инициативу Ирина Смолякова.
–Мне надо выяснить, кто отравил Павла Ившина,– резко ив тон хозяйке ответил Никита. «Так вам больше нравится?»– злорадно поинтересовался он про себя. Но, кажется, на хозяйку это не произвело впечатления.
–Апри чем здесь мы?– спросила она спокойно.
–Ившин ужинал увас за день до убийства. Меня интересуют все подробности того вечера: что ели, очем говорили итак далее.
–Извольте. Ели салат из свеклы счерносливом. Оливье, жареные баклажаны счесноком, тушеное мясо стравами, картошку, маринованные грибы, соленые грибы, маринованные огурчики, пили водку, потом коньяк, затем кофе. На десерт были шоколадные конфеты, подаренные Павлом. Ах, да. Еще подавались хлеб иминералка,– то ли всерьез, то ли сиздевкой сообщила Смолякова.
–Сменю разобрались,– не поддался на провокацию Никита.– Теперь давайте вспомним, очем вы беседовали втот вечер.
–Мы сПавлом давно не виделись,– поспешил ответить Никите Максим Георгиевич, с укоризной взглянув на жену.– Так что разговор то идело перескакивал содной темы на другую. Знаете, как бывает, заговоришь об одном, потом вдруг всплывет какое-то имя, итема разговора тут же поменяется. Потом опять, итак далее.
–Ивсе-таки, очем ио ком шел разговор втот вечер?
–Ну, разумеется, говорили оПавле. Оего успехах, овыступлении на фестивале, мы сИриной были на концерте. Потрясающее действо. Потом поговорили обо мне, омоей работе. Об общих знакомых, опланах на следующее лето.
–Ачто спланами на лето?– заинтересовался Никита.
–Павел приглашал нас погостить унего во Франции, мы, разумеется, срадостью согласились. Аеще говорили одетях, ородителях, огороде. Вспоминали разное…
–Ао ком из знакомых вы разговаривали втот вечер?
–Да много оком. Вспоминали ребят из нашей школы. Потом общих знакомых, например, Рогова, это Пашин друг по консерватории, он сейчас на гастролях, но, когда вернется, собирались все вместе встретиться. Потом Толю Овчинникова вспоминали, это мой университетский приятель, Таню Зубову, Сашку Тарасова, Мишу Баскина, да мало ли кого.
–Кто из этих людей поддерживал сИвшиным отношения?
–Да кроме Рогова, пожалуй, никто,– пожал плечами Максим Георгиевич.– Паша очень высоко взлетел, да ив стране почти не бывает. Так что из старых приятелей унего только яда Сергей Рогов остались.
–Хорошо, но, возможно, Ившин упоминал вразговоре, что кто-то из старых знакомых хотел сним встретиться или звонил ему, может быть, просил опомощи? Яслышал, что Ившин занимался благотворительностью, ииногда кнему обращались за помощью напрямую.
–Да, действительно, такое случалось. Он иногда помогал устроить кого-то на лечение, оплачивал операции,– согласно кивнул Максим Георгиевич.– Но ничего такого мы не обсуждали. Разговоры были примерно втаком духе: апомнишь, вдевяносто шестом мы уТолика на даче были, вот он здоровую щуку поймал, да, асейчас Толик старую дачу продал, ау Тани недавно внучка родилась, ау Пети инфаркт был, итак далее. Пустая болтовня.
