–Аты не ревнуешь?– нервно выкрикнул Даниил.– Явообще не понимаю, зачем вы развелись? Что вам не жилось вместе? Ведь ты же сама говорила, что любишь его до сих пор.
–Даня, ты же взрослый мальчик, почти мужчина, азадаешь такие детские вопросы. Для счастливой семейной жизни любви одного недостаточно, любить должны оба,– усталым голосом ответила Анна Алексеевна, отводя глаза.
–Отец тебя любил. Он всегда отебе заботился, разве не так?
–Так. Но вкакой-то момент ему стало недоставать свободы. Ястала тяготить его, имы расстались. Мы могли бы не разводиться, но яне хотела его неволить. Зачем навязываться человеку?
–Чушь. Все дело было втой девице, скоторой отец переспал,– грубо прервал ее Даниил.– Могла поскандалить ипростить его, как все нормальные жены делают, ине разводиться!– зло выкрикнул Даниил.– Тогда бы он не женился на этой… стерве.
–Даня! Что ты говоришь?– возмутилась Анна Алексеевна.
–Что есть, то иговорю.
–Никогда не оскорбляй женщину, это низко,– строго одернула его мама.– Ачто касается женитьбы отца, никакой брак не удержал бы его от этого опрометчивого шага. Он был влюблен, аты уже достаточно взрослый, чтобы понимать, что новая любовь убивает старую. Даже если бы мы не развелись раньше, развелись бы из-за Эме. Такое случается со взрослыми людьми, аотец, как всякая творческая личность, нуждался вярких впечатлениях, ему был необходим приток творческой энергии,– вголосе Анны Алексеевны прозвучала невысказанная боль.
–Чушь, чушь! Хватит мне рассказывать эти небылицы. Ни вчем он не нуждался, унего был камертон, иникто ему больше не был нужен,– Даниил плюхнулся сердито вкресло.– Музыка икамертон. Яже помню, что незадолго до вашего развода мы вообще его почти не видели, если он ибывал дома, то почти все время сидел усебя вкабинете сдрагоценным камертоном. Отец всегда говорил, что камертон источник его вдохновения, что он– самое дорогое, что есть унего вжизни. Самое дорогое, понимаешь? Дороже тебя, меня ивсего остального.
–Атеперь его украли. Ты понимаешь?– перебила его Анна Алексеевна.
–Да. Японимаю, что отец мог бы убить за камертон, но кому еще он нужен? Никому. Его взяли для отвода глаз, апотом вышли из дома ив речку выкинули.
–Не знаю, может, ты иправ,– сдаваясь, проговорила Анна Алексеевна.– Все равно не понимаю, зачем Эме идти на убийство, нищета ей не грозила. Да иполиция подозревает совсем других людей. Продюсера, того маленького кругленького, помнишь, который приходил кнам.
–Наумкина? Аему зачем отца убивать?– язвительно поинтересовался Даниил.– Они были едва знакомы.
–Какие-то финансовые разногласия,– пожала плечами Анна Алексеевна.– Иеще одного типа. Ты его, наверное, не помнишь, некто Баскин, он когда-то…
–Да помню яэтого психа! Он столько нам всем крови выпил, отца травил, проходу не давал. Ядаже вдетстве морду ему набить мечтал, жаль, маленький был. Да, этот мог бы. Ачто, он опять отца доставал?
–Говорят, он пытался встретиться сотцом, караулил его возле концертного зала.
–Ничего себе! Ну тогда это точно он. Ты же рассказала полиции, как он отца травил?
–Ну конечно, ярассказала все, как было,– устало ответила Анна Алексеевна. За последние дни она заметно осунулась, побледнела, словно выцвела.– Ах, Дань, если бы ты знал, как яхочу, чтобы все это поскорее закончилось. Следствие это ужасное, вся эта суета вокруг отца. От журналистов прохода нет. Ты видел шоу по Первому каналу? Они даже ту кошмарную девицу на свет божий вытащили, Буркову или Суркову, уж даже фамилии ее не вспомню, иона впрямом эфире на всю страну рассказывала, какая неземная любовь связывала их сПавлом! Меня чуть не стошнило. Какая-то облезлая спившаяся кошка из подворотни– иПавел… Мерзость.
–Ну ты же отказалась участвовать,– укоризненно заметил Даниил.
–Аты хотел, чтобы ясидела рядом сней иделала вид, что мне все это безразлично?– вспылила мама.– Ктому же ты исам отказался.
–Мне просто было бы очень больно говорить об отце счужими людьми,– насупился Даниил.
–Вот именно. Все честные, искренние, близкие отцу люди отказались от участия вэтом балагане, собрался какой-то сброд. Музыканты, которые встречались сотцом вкоридоре филармонии, критики, которые обливали его грязью вначале карьеры, «коллеги» по цеху, не встречавшиеся сним при жизни. Отвратительно. Даже музыкальная подборка была не самой удачной. Павел был бы вужасе. Исамое гадкое, что нельзя было никак воспрепятствовать этому безобразию.
–Надеюсь, об этом шоу все быстро забудут, уних по телику каждый день новые скандалы ипоминки,– сердито бросил Даниил.
–На это вся надежда,– вздохнула Анна Алексеевна.
–Александр Юрьевич?– дребезжал втрубке неприятный высокий голос.
–Слушаю.
–Это вас беспокоит Клара Адамович. Мы свами беседовали несколько дней назад, вы расспрашивали меня окамертоне Павла Ившина.
–Клара… Камертон…– озадаченно нахмурился капитан Гончаров, пытаясь сообразить, скакой такой Кларой он беседовал. Ипамять услужливо подсунула ему образ сухонькой старушонки стощей длиной шеей.– Клара Игоревна?– недоверчиво уточнил капитан.
–Вспомнили? Да, так вот, яразузнала для вас об одном камертоне, думаю, том самом. Ясейчас дома, можете приехать, ия все вам расскажу. Только захватите вкондитерской возле нашего дома коробочку эклеров. Янапою вас чаем,– щедро пообещала Клара Игоревна.
Пришлось ехать, да еще ина пирожные потратиться.
–Свежие?– придирчиво засунула нос вкоробку спирожными Клара Игоревна и, одобрив свежесть пирожных, пригласила:– Прошу вкомнату. Сейчас яподам чай.
Проживала Клара Игоревна встаром доме свысокими потолками, витиеватой лепниной, скрипучим паркетом ипотемневшей от времени бронзовой люстрой. Комната была наполнена запахом сладких дешевых духов ипыли. Круглый стол, покрытый плюшевой, скистями, скатертью, был сервирован кчаю, иАлександр Юрьевич, закончив осмотр комнаты, смело присел кстолу.
–Прошу вас,– ворковала возле стола хозяйка.– Вам покрепче? Сахар? Ятоже ограничиваю себя всладком. Свозрастом все труднее беречь фигуру,– вздыхала Клара Игоревна под удивленным взглядом капитана.
–Итак, вы хотели рассказать мне окамертоне,– напомнил блаженно зажмурившейся Кларе Игоревне оцели своего визита капитан. Старушка доедала уже второе пирожное, ао деле еще не было сказано ни слова.
–Ну конечно,– радостно отозвалась Клара Игоревна, спешно проглотив пирожное.– Вот что яприпомнила. Впятидесятых годах вЛенинграде был такой композитор, Модест Щеголев, очень был популярен вто время. Очень. Лауреат Сталинской премии, заслуженный артист, вобщем, имел множество регалий, ипесни его вту пору были очень популярны, по радио все время передавали,– изящно взмахивая сушеными лапками, рассказывала Клара Игоревна.– Ятогда еще была совсем девочкой. Мы жили с Щеголевыми водном доме, на Московском проспекте. Мои родители хорошо знали эту семью, ая ходила водин класс сих сыном. Хороший был мальчик, одно время даже был влюблен вменя,– жеманно хихикнула Клара Игоревна, икапитан кисло улыбнулся ей вответ.– Сам композитор умер, когда мы сИльей учились вчетвертом классе, его отравили, весь дом тогда гудел. Ой!– внезапно остановилась Клара Игоревна.– Аведь Павла Ившина тоже отравили?
