–Ачто…– почесал макушку Евграф Никанорович.– Может, иправда, собрать эту публику, ипусть вспоминают.
Вокруг овального, покрытого скатертью стола собрались все десять человек, бывших вроковой вечер вдоме Щеголевых. Горела люстра, за окном сгустились сумерки. На столе стояло блюдо спирогами, был расставлен любимый чайный сервиз Ларисы Валентиновны, но никто из собравшихся так ине притронулся кугощению. Пустое кресло хозяина во главе стола возвышалось словно могильный камень, давя на присутствующих, втеплой светлой комнате царили кладбищенский холод исумрак.
Хозяйка впростом темном платье, бледная, осунувшаяся, сидела на своем месте, во главе стола, стараясь не смотреть на кресло мужа, ибеспрестанно перебирала кисти на скатерти.
–Ну что, товарищи, приступим,– решительно проговорил Евграф Никанорович, взглянув на часы.– Понятые готовы?
–Да-а,– нестройно ответили супруги Солнцевы из двадцать четвертой квартиры, приглашенные вкачестве понятых.
–Где домработница?
–Тута я,– буркнула из-за его спины Луша.– Придумали тоже людей мучить.
–Попрошу прекратить не относящиеся кделу разговоры,– строго одернул ее Евграф Никанорович.– Итак, все на местах? Начнем. Во-первых, гражданин Тобольский, почему вы сидите рядом схозяином?
–Вкаком смысле?– растерялся хирург.– Ясидел здесь втот самый вечер, вы сами распорядились…
–Да. Яспрашиваю, почему втот вечер вы сели рядом схозяином?
–Странный вопрос,– пожал плечами врач, нервно поправляя очки.
–Вениамин Аркадьевич– давний друг моего мужа. Они еще сдетства дружат, со школы,– усталым голосом пояснила Лариса Валентиновна.– Икогда унас собираются компании, вполне естественно, что Вениамин Аркадьевич садится рядом сМодестом Петровичем. Садился,– сгорьким вздохом поправила сама себя вдова.
–Хорошо. Сэтим выяснили. Теперь вы…– на секунду замялся Евграф Никанорович.
–Гудковский Анатолий Михайлович,– пришел ему на помощь высокий худощавый мужчина средкими темными волосами.– Ятоже близкий друг Модеста Петровича, во всяком случае, очень надеюсь, что был им,– под одобрительный кивок Ларисы Валентиновны сообщил Гудковский.– Мы дружны еще со студенческой скамьи. Но рядом схозяином яоказался потому, что мы вместе вошли вкомнату из прихожей и, продолжая разговор, прошли кстолу, как-то естественно было сесть рядом. Ктому же, как мне кажется, никто не обиделся?
–Что за глупости?– фыркнул плотный лысоватый мужчина внемного тесном пиджаке.
«Скорняк Абросимов»,– припомнил Евграф Никанорович.
–Это же просто домашние посиделки, ане торжественный прием, сели как вышло, никто специально место не выбирал. Вот вы, когда гостей собираете, разве раскладываете именные карточки на столе?
–Нет,– коротко ответил Евграф Никанорович, не пускаясь вобъяснения отом, что живет до сих пор вобщежитии, что нет унего своего угла исемьи. По молодости не сложилось, апотом вроде как уж ипривык бобылем жить. Ичто гостей он не собирает, ивот таких вот домашних посиделок не устраивает.
–Вот видите,– по-своему истолковал его ответ Абросимов.– Имы все расселись как пришлось.
–Совершенно верно.
–Да, да.
–Это же естественно,– поддержали его другие собравшиеся.
–Авот это мы еще выясним,– угрожающе тихим голосом заметил Евграф Никанорович, иразговоры снова смолкли.– Итак, начинаем вспоминать, кто где был, кто что говорил, кто куда выходил.
–Яна кухне была, горячее готовила,– сообщила Луша ипотопала на кухню, шлепая тапками.
–Как же теперь вспомнить, кто что делал?– растерянно протянула высокая крупная блондинка спышным бюстом, певица из оперного театра.
–Мария Александровна права, во-первых, прошло довольно много времени, во-вторых, втот вечер все были немного, как бы это выразиться, подшофе, атмосфера была самая свободная, все что-то говорили, иногда вставали смест, перемещались по комнате. Менялись местами. Я, например, очень хорошо помню, что оказался рядом сМодестом Петровичем, когда Веня вышел покурить сАнной Ивановной.
–Аня, ты же не куришь!– тут же воскликнул маленький пузатенький пианист Альт, ревниво уставившись на жену.
–Яхотела проконсультироваться сВениамином Аркадьевичем по поводу маминой грыжи,– лениво ответила та супругу. Евграф Никанорович вее искренности усомнился.
–Да, действительно, апотом Модест встал ипошел кМарии Александровне целовать ручку, она дивно пела втот вечер, ана его место сел я, хотел спросить уАнатолия Михайловича, когда планируется гастрольная поездка,– припомнил скрипач Минкин,– азаодно рассказать один забавный анекдотец.
–Да, да. Ятоже пересаживалась.
–Ая выходил курить.
–Амы сРиммой Тимофеевной играли на рояле вчетыре руки.
–Амы сЛарисой Валентиновной сидели на диване, ик нам сперва Модест Петрович подходил, апотом Анатолий Михайлович, ипотом мы вчетвером урояли пели, когда Римма Тимофеевна сСеменом Михайловичем играли.
Еще через полчаса Евграф Никанорович окончательно убедился вбезнадежности затеи.
Гости, освоившись иосмелев, принялись ходить по комнате, вспоминая свои действия вроковой вечер, спорить, переговариваться, выходить из комнаты, толкаться вдверях, пересаживаться вокруг стола. Витоге получился форменный бедлам, именно такой, какой творился ввечер убийства, по признанию собравшихся. Втакой обстановке можно было безнаказанно отравить всех массово икаждого вотдельности. Вотчаянии тер лоб Евграф Никанорович, стоской наблюдая за происходящим.
Отравить– да. Авот обыскать кабинет? Эта мысль помогла ему собраться. Но увы, ему итут не повезло. Очень скоро стало ясно, что никто толком ни за кем не следил, любой из гостей мог выйти незамеченным из комнаты инезамеченным же вернуться. Потому что выходили вуборную, покурить, подышать воздухом, на балкон ина лестницу. Заглядывали кЛуше на кухню. По одному икомпаниями. Никто из них через минуту не мог вспомнить, что делал другой, все были заняты собою, итолько.
Идея Никиты Чугунова провалилась. АЕвграф Никанорович снова оказался уразбитого корыта. Когда следственная бригада покидала квартиру убитого композитора, он заметил вглазах вдовы выражение безнадежности, иему стало стыдно.
Эх ты, старый опер, стреляный воробей, герой, апростую загадку бытового отравления раскрыть не можешь, стыд, да итолько, корил себя всю дорогу до УГРОкапитан Рюмин.
–Да что ты все себя изводишь?– сочувственно спросил его Никита Чугунов, вновь приходя коллеге на помощь.– Что ты все какие-то сложные версии прорабатываешь, начни спростого. Ты вот сам подумай, кому проще всего было отравить этого Щеголева?
–Кому?– устало вздыхая, спросил Евграф Никанорович.
–Домработнице. Она еду готовит, подает, ей это исподручнее,– бодро сообщил Никита.
–Ну амотив какой?