Жнец пытался перемещаться рывками. Эта тактика в иной ситуации могла быть эффективной, но не против видящего. Я, как и в бою против Ноймарка и на тренировочных спарингах с Сигурдом, видел каждый шаг своего противника и предугадывал каждое его движение. Несколько раз точными ударами я сбивал его с ног, открывая путь для Сигурда и его могучего двуручного меча.
Его удары были молниеносными и сокрушительными. Конечно, выйди Сигурд против Жнеца один на один, ситуация выглядела бы иначе, но сейчас мой телохранитель даже умудрялся экономить ману.
Краем глаза я наблюдал, что происходило вокруг. Наши страйкеры уже справились со своей задачей и начали подключаться к нашей схватке. На этом поле боя не было места рыцарским поединкам или турнирной галантности. Каждый удар был направлен на то, чтобы положить конец угрозе, которую представлял этот урод.
Мы не давали магистру ни малейшего шанса на восстановление или контратаку. Постепенно тот ушел в глухую защиту. Ослабленный потерей нескольких своих энергоузлов, магистр ди Ланци, словно окруженный волчьей стаей дикий вепрь, пытался несколько раз вырваться из кольца. Но наше давление не уменьшалось. Каждый наш выпад и «укус» лишал его маны.
Магистр, несмотря на свою магическую силу и боевое мастерство, двигался все медленнее и медленее. Мы чувствовали, как его защита слабеет, как силы покидают его с каждым ударом. Мы слышали хрипы, вырывавшиеся из его горла. Под конец он даже начал осыпать нас проклятиями и угрозами.
В какой-то момент я заметил, что магистр перестал контратаковать и начал перенаправлять часть своей энергии в свои клинки. Похоже, Жнец готовился к последнему отчаянному рывку. Слабым звеном он выбрал воспитанницу Георга фон Линца, Эльзу Баккер.
За секунду до выпада Жнеца я прыгнул вперед и, сбив с ног девушку, принял удар на свои клинки. Мощная вспышка лиловой маны озарила поле битвы, отбросив нас с магистром в разные стороны.
Быстро поднявшись, я увидел, как исчез последний круд из доспеха Жнеца. Он остался без защиты. В то же мгновение Сигурд нанес сокрушительный удар своим двуручником, который разрубил тело Жнеца от ключицы до пояса и который стал последним в этом сражении.
Магистр ди Ланци изломанной куклой рухнул на землю. Его серповидные мечи выпали из ослабевших рук. Вокруг нас на мгновение воцарилась тишина, нарушаемая лишь нашим тяжелым дыханием.
Мои товарищи-страйкеры один за другим снимали свои шлемы, и в их взглядах отражалась смесь неверия и шока. Они смотрели на труп Магистра ди Ланци, знаменитого страйкера, чье имя некогда звучало как символ несокрушимой силы и мастерства. Его именем истинные пугали своих детей, а среди воинов оно вызывало уважение и трепет. И вот теперь его непобедимость оказалась лишь мифом, разрушенным их руками.
Откровенно говоря, я ожидал намного большего от хваленого Серого жнеца… Все, чем он смог похвастаться, так это большим количеством лиловых крудов.
Я взглянул на светлеющее небо. Скоро рассвет, а вместе с ним начнется последняя фаза нашего плана. Когда первые лучи солнца, едва касаясь горизонта, разогнали ночную тьму, со стороны города послышался протяжный рев боевого рога.
Ворота поднялись и из проема начали появляться всадники из отряда Андре де Шатильона. За ними, сохраняя строй, начали выходить свежие и отдохнувшие легионеры.
Я взглянул в сторону лагеря аталийцев, где еще дымилась земля и тлели остатки пожара. Там начали появляться контрасты теней и света, делая сцену более острой и ясной.
Не все аталийцы сбежали или погибли. Примерно три когорты бойцов, сбившись в формацию, готовились к отражению атаки. Над их головами на длинном древке развивалось знакомое знамя с двумя красными медведями. Виконт ди Ревель оказался лучшим командиром, чем хваленый Серый жнец…
— Идемте, господа! — прознес я, оглянувшись на своих боевых товарищей. — Пора закончить начатое. И прихватите тела страйкеров. Они нам еще понадобятся.
* * *
Остатки войска аталийцев имели жалкое зрелище. Не у всех в руках были щиты и копья. Многие солдаты были без верхней одежды и были вооружены дрекольем.
Их загнанные взгляды беспокойно скользили от одного края формации нашего войска к другому. Некоторые явно искали возможный путь к спасению. На лицах, измазанных черной грязью и кровью, было написано смятение и отчаяние.
Но не все выглядели так беспомощно. Виконт ди Ревель, окруженный своими телохранителями, явно готовился продать свою жизнь подороже.
Я дернул поводья и в сопровождении Лео фон Грима, который, помимо моего знамени, держал в руке белую тряпку, двинулся вперед. За нами шагали несколько легионеров, неся на руках трупы Серого жнеца и его оруженосцев.
Виконт, увидев меня, тоже двинулся навстречу. Его меч демонстративно был в ножнах.
— Мсье ди Ревель! — произнес я, когда между нами было два десятка шагов. — Вынужден признать, что вы оказались более смелым командиром, чем ваш предводитель!
Я кивнул своим людям, и они разложили трупы страйкеров в нескольких шагах от виконта. В его широко раскрытых глазах я прочитал потрясение и неверие, а еще, кажется, в его взгляде мелькнула искра облегчения.
— Мы вступили в бой с магистром «Багряных» и его людьми на тропе, которая ведет в сторону моего маркграфства! — громко произнес я. — Полагаю, вам не надо объяснять, что он там делал?
На лицо виконта наползла тень.
— Нет, ваше сиятельство, — ответил он и мельком взглянул на своих людей, которые тоже были шокированы видом трупа некогда непобедимого магистра.
— Я рад, что судьба свела меня с таким проницательным человеком, — произнес я. — Жаль только, что мы с вами враги. И тем не менее я предлагаю вам и вашим людям сложить оружие. Вы и ваши вассалы станете моими личными пленниками. Обещаю, что к вам будут относиться с надлежащим вашему статусу почтением.
— А мои солдаты? — напряженно спросил он.
— Если за ними нет тяжких преступлений против жителей этого края, они станут простыми пленниками и немного поработают на благо этого славного города. Тех же, кто замарал свои руки в крови невинных женщин и детей, ждет справедливый суд Гондервиля. Вы ведь понимаете, о ком я говорю?
— Да, ваше сиятельство, — произнес виконт ди Ревель и с поклоном продолжил: — И я принимаю ваши условия.
Глава 23
Бергония. Подножие Железного хребта.
Болезненное ощущение тяжести окутывало все тело Эдуарда де Клермона, словно невидимая пелена, сплетенная из самых темных нитей запретной волшбы. Он ощущал, как будто каждая частичка его тела находится под давлением невыносимой, истощающей боли. Тьма проникала в его мысли, заставляя их плыть и расплываться, как чернила в воде. Он пытался сосредоточиться и вспомнить, что произошло, но воспоминания ускользали, оставляя лишь острые вспышки: звон мечей, крики бойцов, холодный взгляд предателя из Каменных рыцарей.
