Воздух в шатре был насыщен тяжелым, пронзительным холодом, который, кажется, исходил непосредственно из его раны. Это не просто физическое ощущение, это что-то более глубокое, темное, что пыталось затянуть Эдуарда в бездну отчаяния и пустоты. Он чувствовал, как жизненные силы покидали его с каждым тяжелым вздохом, но в то же время внутри него зарождалось упрямое, неукротимое желание бороться, сопротивляться тьме.
Голоса вокруг казались далекими и приглушенными, будто исходили из-под воды. Эдуард пытался открыть глаза, но свет был столь ослепителен, что заставлял его мгновенно их закрыть. Он ощущал прикосновения: чьи-то теплые руки пытались облегчить его страдания, но каждое движение вызывало новую волну боли, распространяющуюся по его телу, словно огонь.
Разум Эдуарда то и дело отступал в тень, унося его в мир полубреда, где он видел фрагменты битвы, лица своих старых боевых товарищей, искаженные страхом и решимостью. В этих мгновениях он чувствовал себя беспомощным, заключенным в своем собственном теле, борющимся не только с внешним врагом, но и с внутренним, который подстерегал свою жертву из темных уголков его сознания.
Это испытание казалось Эдуарду самым тяжелым из всех, с которыми ему приходилось сталкиваться. Но даже в этом состоянии, на грани между жизнью и смертью, он чувствовал, что не имеет права сдаться. Даже если его тело и ослаблено, его дух остается непокоренным. В глубине души Эдуард знал, что должен найти в себе силы встать и продолжить борьбу. Не только за свою честь, но и за честь каждого, кто пал, защищая знамена Вестонии.
Сквозь пелену полусна и полубреда Эдуард почувствовал, что его рот слегка приоткрыли и через мгновение на языке появился знакомый травяной привкус.
Эдуард даже сделал попытку улыбнуться. Это пришел Гийом де Леваль со своим зельем, которое ему подарил бастард ненавистного де Грамона. Без этого строптивого мальчишки и здесь не обошлось…
По мере того как теплое зелье стекало в горло, Эдуард чувствовал, как изнурительная пелена, окутывавшая его мысли, начинает постепенно рассеиваться. Непроглядная тьма, которая еще мгновение назад казалась непреодолимой, теперь постепенно отступала, оставляя после себя ощущение некоторого облегчения.
Это зелье, несмотря на свое сомнительное происхождение, дарило Эдуарду драгоценные мгновения ясности и силы, которых ему так не хватало. Он ощущал, как каждый глоток этого чудодейственного напитка восстанавливает его жизненные силы, будто каждая капля несла в себе искру надежды и упорства.
Чувство благодарности переполняло Эдуарда, когда он осознавал, что его старый и верный друг, Гийом де Леваль, был рядом, пытаясь всеми силами противостоять тьме, которая жаждала поглотить его сюзерена и друга детства.
И пусть на самом деле Ренар подарил эти зелья Гийому, который, к слову, все уши прожужжал Эдуарду о том, какой «славный мальчик» этот новый маркграф де Валье, в такие моменты герцог был благодарен даже сыну старого врага.
А еще в глубине души он очень жалел, что такого сильного боевого мага не было с ними рядом в тот день, когда Каменные и Ледяные предательски напали на командование вестонской армии…
Старина Фред погиб в тот день… Как и большинство вассалов герцога. Наемным страйкерам-астландцам повезло еще меньше: лорд Грей рассказал потом, что их лагерь атаковали непонятно откуда взявшиеся Темники. Твари фронтира уничтожили всех боевых магов «Отважных».
Только благодаря лорду Грею и его оруженосцам страйкерам, герцогу де Клермону каким-то чудом удалось вырваться из той кровавой бойни. Правда, не обошлось без последствий — один из Каменных рыцарей успел нанести удар маршалу. Отравленный черной магией клинок с легкостью пробил доспех и оставил глубокую рану на боку у Эдуарда.
Пусть неуклюжие попытки Гийома нейтрализовать магию смерти, возможно, и не приносили ожидаемых результатов, но его упорство и верность вдохновляли Эдуарда. Это напоминало ему о тех связях и обязательствах, которые укрепляли их в самые темные времена. Во взглядах графа де Леваля, полных решимости и заботы, Эдуард находил дополнительную силу для борьбы.
Когда некая ясность возвращалась в его мысли, Эдуард, осознавая всю глубину отчаянного положения, в котором они оказались, пытался брать себя в руки и участвовать хотя бы в их маленьких военных советах. На которых, как обычно, присутствовали граф де Леваль, взваливший на себя командование остатками легионов, а также лорд Грей, лицо которого с каждым днем становилось все мрачнее и мрачнее.
В такие моменты просветления Эдуард замечал в глазах страйкера некое равнодушие. Его взгляд был холоден и отстранен, как будто он уже отсек от себя всякие чувства и эмоции, связанные с их общей борьбой. Его глаза, когда-то полные решимости, теперь казались пустыми и безжизненными, словно он уже ушел далеко за пределы этого конфликта, даже не пытаясь скрыть свою равнодушие к исходу сражения и выздоровлению маршала.
Эдуарду уже был знаком такой взгляд… За долгую жизнь, насыщенную сражениями, он много раз видел такое.
Взгляд лорда Грея отражал не столько сломленный дух, сколько прагматичное равнодушие. В нем не было следов отчаяния или страха, только холодный расчет и отсутствие веры в их победу и смысл жертвы. Авант явно оценивал ситуацию с точки зрения логики, а не эмоций, и уже, скорее всего, пришел к выводу, что погибать вместе с остальными, включая герцога де Клермона, не имеет особого смысла.
Именно поэтому Грей казался полностью отстраненным от текущих событий, его мысли и планы, возможно, уже далеко за пределами этого шатра и даже этой войны. Он ведет себя, скорее, как наблюдатель, а не как участник битвы, что вызывало в герцоге закономерное предчувствите того, что, если обстоятельства станут слишком неблагоприятными, лорд Грей может принять решение оставить их всех ради собственного выживания, а также выживания своих бойцов, не видя достаточных оснований для самопожертвования. Если страйкеры сейчас покинут войско, это станет катастрофой. Простые солдаты поймут, что надежды нет, и начнется массовое дезертирство.
Возникал вопрос… Если все было именно так, как это видел Эдуард, тогда почему лорд Грей все еще не покинул их? Что удерживает его? Ведь отряду страйкеров, во главе которого стоит один из сильнейших авантов на материке, ничего не стоит вырваться из окружения. Может быть, он ждет, когда Эдуард, наконец, умрет? И тогда у него будут развязаны руки?
— Как обстоят наши дела? — хриплым голосом произнес маршал.
Гийом и Грей переглянулись. Эдуард старался не пропустить ни одной эмоции на их лицах.
— Не жалейте меня, господа, — предупредил он. — Мне важно знать истинное положение дел. Следующий приступ может стать последним, и, пока я хоть что-то могу соображать, возможно, смогу дать хотя бы какой-нибудь совет перед смертью.
— Мы лишились продовольствия, — равнодушным голосом произнес лорд Грей. — Солдаты перешли на конину. Пока забили только самых плохих лошадей. Скоро дойдет и до мистралов. С водой проблем нет. Спасает близость небольшой горной речушки. Так как нет ни вина, ни специальных зелий, вода из реки скоро может стать проблемой. Много раненых, которых некому лечить. Люди умирают каждый день. А если учесть, что мы в ловушке, вашей армии недолго осталось.
