–Я запишу ваше признание в этой своей работе,– протянул Лилий Атравис, открывая свой нынешний дневник.
Стоящий на письменном столе гном поспешно отбежал в сторону: не поспеши он – тяжёлый кожаный переплёт его бы раздавил. Шептун, наябедничавший на ребят, лежал на плечах директора и злобно таращился на провинившихся. Один из его собратьев отдыхал в корзинке на шёлковых подушках, а третий, вероятно, шнырял по замку, вынюхивая новые сплетни.
–Если вы признаетесь, я обещаю проявить милосердие. Знаете, я великодушен, поэтому позволю вам самим решить, кому придётся расплачиваться. Одно наказание по цене трёх – не упустите выгоду. Соглашайтесь, пока я не передумал.
Мангустина иЧарли упорно молчали.
–Это-не-мы,– скороговоркой повторила Джун.
На этот раз оправдание прозвучало удивительно правдоподобно – казалось, бедняжка вот-вот расплачется из-за вопиющей несправедливости.
–В таком случае вы будете наказаны все трое. А теперь подытожим, что нам известно. Вчера вы злоупотребили доверием одного из выдающихся членов общества и украли единорогов. В котором часу совершилось это злодеяние? Я полагаю, вечером?
Директор заметно нервничал. «Шептуны ненадёжны,– напомнил себе Чарли.– Наше слово – против слова этого ползучего гада».
Тут в коридоре послышался звук шагов, иЛилий Атравис, встав, пошёл открывать дверь:
–Селестен, вот и вы! Как раз вовремя, теперь можно устроить виновным очную ставку.
–Вы поймали этих шалопаев? Заметьте, ничего серьёзного не случилось, сегодня утром мне вернули моих любимцев. Мне придётся возместить причинённый ими ущерб, но, в общем-то, ничего страшного.
–Поверьте, так просто мы этого не оставим.
Селестен Бурпен вошёл в кабинет и, поправив на носу огромные очки в красной оправе, пристально поглядел на трёх подростков. При виде Джун в его глазах промелькнула тень разочарования. Чарли решил испытать удачу.
–Месье, вчера вечером мы и впрямь пошли посмотреть на ваших единорогов, это правда. Джун по доброте душевной согласилась нам их показать, потому что нам было очень любопытно. Потом мы ненадолго отвлеклись, и единороги убежали. Мы не смогли их догнать, но собирались сегодня их поискать. Нам очень-очень жаль.
Селестен насмешливо выгнул бровь. «Он нам не верит,– сообразил Чарли.– Это конец». Однако Бурпен широко улыбнулся и обратился к директору:
–Понимаю, трудно устоять перед моими милашками – потому-то я их и купил! Право слово, не из-за чего беспокоиться!– И добавил, глядя на подростков:– Хотя могли бы меня и предупредить!
–Извините, месье,– хором забормотали Чарли, Джун иМангустина, и вышло так естественно, будто они заранее это отрепетировали.
–Не волнуйтесь, они будут примерно наказаны!– прошелестел директор.—
–Я избавлю вас от этого бремени. Раз уж я пострадавшая сторона, полагаю, мне причитается возмещение. Хотелось бы, чтобы эти трое поработали у меня сегодня днём. В качестве компенсации.
Директор, не в силах скрыть разочарования, стал похож на ребёнка, у которого вытащили изо рта конфету.
–Конечно же, я не стану платить им за труды,– смягчил удар Селестен.
–Разумеется,– кисло кивнул директор.
Джун, Чарли иМангустина молча шли за Селестеном Бурпеном прямо к позолоченной тыквине, оставшейся перед замком. Запряжённые в неё единороги на удивление послушно стояли на месте, вид у них был сытый и довольный. Очень довольный.
–Они что, с ума сошли?– громко спросила Джун.
–Что-то вроде того. Похоже, злотёрн действует на единорогов весьма специфически,– ответил Селестен.– Удивительно, как это они умудрились забрести в такую даль: ведь обычно они очень не любят покидать тёплую конюшню…
Трое сели в тыквину, стараясь занимать как можно меньше места. Селестен слегка пошевелил вожжи, и тыквина неторопливо покатилась по дороге.
–Давайте-ка всё проясним. Вчера вечером я, как обычно, накрыл своих милашек попонами и оставил в уютной конюшне, поэтому у них не было никаких причин её покидать. Итак, теперь-то вы расскажете мне правду?
Ребята начали смущённо переглядываться. Селестен вызывал уЧарли доверие, однако Мангустина быстро покачала головой: даже не вздумайте рассказать об их плане побега.
Джун решила выбрать золотую середину.
–Мы хотели потренироваться, перед тем как принять участие в подпольных скачках,– заявила она.– А когда мы проходили мимо Чистилищного, единороги сбежали.
Услышав столь ошеломительное признание, Селестен потрясённо уставился на спутников:
–Вот это да! Это же очень опасно!
–Ну вы же участвуете в скачках,– сказал Чарли.
–Да, но это официальные скачки, а не подпольные! И потом, я делаю это по политическим причинам, потому что… Мне не следует вам об этом рассказывать, это взрослые дела.
–Месье, подпольные скачки приносят много денег,– объяснила Мангустина.– А уЧарли есть несколько семян тыквины, осталось только её вырастить. Не страшно, если одна или две тыквины выйдут неудачными,– потом всё получится.
–Но это весьма рискованно! Прежде всего вы должны упорно трудиться, чтобы сдать экзамены и получить дипломы, и… э-э-э… затем…– Селестен и сам понял, что скатился к пересказу глупейших официозных лозунгов.
–Месье, вам прекрасно известно, что уроки вСвятых Розгах ничего нам не дают,– сказал Чарли.– К тому же, чтобы получить степень Элементариата, нужны деньги и связи.
Селестен Бурпен кашлянул:
–Разумеется, я не думал о степени Элементариата. Вам нужно получить аттестат диплоха, и это вполне возможно: большинству выпускников Святых Розог это удаётся.
–Мангустина заслуживает степени Элементариата,– возразил Чарли.– Она очень много знает. Её образованием занимался сам учитель Лин, и она должна была стать самой молодой волшебницей со степенью Элементариата за всю историю, если бы не… если бы не случилось то, что случилось.
Мангустина смутилась:
–Чарли, нет! Я… вообще-то, это правда, но теперь это уже невозможно.
–Так-так! Не скромничайте, барышня!– насмешливо протянул Селестен.– Ваш друг так в вас верит.
–Меня впервые обвиняют в скромности,– разочарованно пробормотала она.– Но всё совсем не так. С тех пор как из моей Книги мага вырвали страницы, я больше не могу мыслить и действовать так же, как прежде.
Селестен нахмурился:
–Вырвали страницы? Что вы имеете в виду?
Мангустина многозначительно посмотрела на него, иСелестен нахмурился ещё сильнее:
–Кто это сделал, малышка?
Он перешёл на «ты», причём говорил очень доброжелательным тоном, но Мангустина не могла больше ничего сказать. Все её силы уходили на сохранение остатков достоинства и борьбу с подступившими слезами.
