—Далеко еще?— спросил дюВалье.
Рем, перекрикивая ветер, ответил:
—Ищем табличку! Он писал — хутор «Красные крыши»!
Таблички стояли вдоль дороги — прибитые к толстым столбам, с вырезанными на крепких дубовых досках буквами строгого имперского шрифта. Каждый хозяин считал своим долгом заранее предупредить путников о том, что в паре верст — поворот налево, или направо, и там, непременно у скалы, холма, увала или огромного валуна — дом, где примут, обогреют и накормят.
Первым увидел указатель Микке. Северянину и его громадному скакуну ветер был нипочем, потому его место было в авангарде.
—Сюда, сюда! А вон и скала!
Поросший корявыми, маленькими деревцами и вечным вереском холм, с наветренной стороны — пологий, с подветренной — обрывистый, будто кто-то отрубил его кусок здоровенным топором, действительно виднелся на горизонте. Едва заметная дорожка сворачивала с тракта в его сторону. Даже не дорожка — направление.
Всадники спешились, возницы тоже слезли с облучков и повели лошадей и фургоны в поводу, шаг за шагом приближаясь к вожделенному пристанищу. Крыша у него и вправду была красная — из обожженной глиняной черепицы. Поросшие мхом и лишайником стены, окна с крепкими рамами и ставнями, навесы и сараи для коз и припасов, большая крытая терраса у крыльца — Рем даже на мгновение остановился, любуясь живописной усадьбой.
Тяжелая дверь хлопнула и накрыльце появилась высокая, плечистая фигура. Седые волосы трепал ветер, крепкие, жилистые руки сжимали рукоять меча — но тут же расслабились, и хозяин «Красных крыш» заорал:
—Хо-о-о-оп!
—Давай-давай!— с восторгом откликнулись Микке иРем, и кинулись обнимать командира.
Разор смеялся от радости: он вправду был счастлив видеть этих молодых обалдуев, которые за время плена у гёзов и приключений в стране эльфов стали ему кем-то вроде племянников.
—Проходите, проходите, маэстру! Ма-а-ам, приехали гости, о которых я говорил! Накрывай на стол, я пока помогу разместить фургоны и лошадей!
Внутри дом был таким же уютным, обжитым и основательным, как и снаружи. Обитые темными деревянными панелями стены, цветы и рассада в горшках, связки лука, чеснока и трав под потолком, широкие лавки, длинный стол и множество шкафчиков, буфетов и полочек — вот так выглядела кухня, куда тут же повели путников.
Матушка Разора — сухонькая и живенькая старушка-Божий одуванчик — лихо управляясь с ухватом доставала из большой, покрытой изразцами печи чугунки, утятницы, жаровни и сковородки. Как будто здесь только и ждали целую ораву голодных мужиков! Аркан поймал себя пару раз на том, что трет висок: иногда самую капельку начинала трещать голова, и тогда Рем стал подозревать, что может и вправду — их здесь ждали и готовились.
Когда лошади были обихожены, а фургоны спрятаны от жадных глаз и мощных порывов ветра, все расселись за стол и приступили к еде. Жаркое, рагу, печеная рыба и птица, пряные закуски и медовые десерты — такое изобилие впору было выставлять на герцогском столе! Рем так и сказал, заслужив благодарный взгляд матушки.
Ее все как-то сразу так и начали звать — «матушка». Даже ухарь-купец Гавор и вечно ворчливый дюВалье произносили это слово с теплом и улыбкой. Мужчины старались всячески помочь хозяйке дома: подвинуть стул, подхватить грязную посуду, и что угодно ещё. Разор только ухмылялся, глядя на такое поведение тех, кто едва-едва перешагнул порог дома.
—Это она научила меня владеть оружием,— сказал седой воитель, иРем подавился куриной ножкой.
Пир продолжался до вечера, а потом, когда наПлато Семи Ветров опустилась тьма, возницы иКоробейник ушли наверх, на мансарду — спать, и накухне остались только сам Разор, Аркан, Микке и дюВалье. Матушка принесла подсвечник и взяв пальцами алый уголек из печи, прикоснулась им кфитилькам, подула — и кухня озарилась неверным оранжевым светом. Старушка положила уголь обратно в печь, отряхнула руки и как ни вчем ни бывало взялась за метлу и совок.
—Сотня человек уже написали мне, Тиберий!— сказал полковник.— Хлебнув лиха и почувствовав вкус крови и больших денег, наши парни не готовы больше гнуть спины на баронов и богачей, хотят вернутся вВольную компанию. Получив твое письмо я кинул клич — и скоро сюда, наПлато начнет съезжаться народ. Не только из наших, гребцов — но имоих знакомцев из прошлой жизни, и других сорвиголов, из тех, что не замарали рук во всяких непотребствах и делах сТьмой… Думаю, три сотни бойцов мы собрать сможем уже этой зимой.
—Хорошие новости! Аскерон обязательно полыхнет — если не прямо сейчас, то весной уж точно. Если не успею вернуться сСевера, а всё начнется — можете смело выступать к замку Аркан, или феоду Ларкеро, отец иДецим встретят вас и разместят. Но даже не думай заключать с ними договор!
—Мы будем воевать за тебя, квартирмейстер! Ни старый Аркан, ниЗмий не станут командовать мной и нашими людьми… Союзники, самые ближайшие — но итолько.
—Вот именно.
Аркан заметил, что дюВалье с интересом слушал этот разговор, переводя взгляд сРема наРазора и обратно. Рыцарю-ренегату наверняка было удивительно узнавать, что самый непутевый из сыновей его господина, оказывается, вынашивает скрытые планы и готовит личную армию. А еще — он явно примерялся кРазору. Эти двое друг друга стоили, и накого ставить, сойдись они в бою — одному Богу было известно.
Скрипнула дверь — появилась заспанная рожа Коробейника. Он почесал пузо и снезависимым видом вышел на улицу, впустив в дом порцию зябкого ветра.
—Это он зря,— ухмыльнулся Разор.— Хотите фокус? Смотрите: три, два, один…
Входная дверь распахнулась и снова появился Гавор Коробейник — злой, бодрый, и сзассаными штанами.
—Гребаный ветер! Хозяин, где у тебя сортир?
—А тыеще не закончил?— давясь дурным смехом спросил Рем.
—И неначинал толком… Так сортир где?
—Так наПлато его всегда к дому пристраивают, и вход изнутри делают потому как поговорку все знают…— Разор ткнул пальцем в малоприметную дверку в коридоре.— Там ведро — смоешь, чтобы в выгребную яму утекло.
Злой Гавор протопал в сторону нужника, аЭдгар дюВалье спросил:
—Так что за поговорка?
Полковник почесал макушку и сумным видом провозгласил:
—Не писай против ветра — придется воды напиться!
Первым гыгыкнул Микке, потом — заржал Рем, даже матушка и дюВалье не удержали улыбок.
—Я всё слышу!— прокричал из сортира Гавор.— Хватит ржать, лучше бы принесли запасные штаны из фургона!
* * *
Когда все улеглись, матушка поднялась на мансарду и самолично поправила всем одеяла и поцеловала каждого в лоб. Здоровенные мужики были совершенно не против, потому что понимали — сопротивление бесполезно. А потом хозяйка «Красных крыш» посидела у окна с вязанием, при свете свечи, и спела колыбельную. На последней строчке незатейливой песенки путешественники уснули крепким сном, и наутро проснулись бодрыми, отдохнувшими и посвежевшими — как в детстве.
