—Seiso!— раздался предостерегающий окрик дружинника, на плаще которого был вышит белый лебедь.
Уве спешился, следом за ним — Микке, оба Аркана и дюВалье. Суровый воин — начальник караула, выдвинулся вперед, за линию рогаток. Остальные обнажили оружие, но вдруг как-то сразу расслабились.
—Hei Uwe! Kuka se onsinun kanssasi?— крикнул кто-то, явно узнавая Корхонена.
—Приветствую!— Уве помахал рукой дружинникам.— Говорите по-имперски, у нас гости!
—Да никак это Толстый Микке?
—Да какой же онтолстый? Вон какой здоровый!
—Точно — Микке Ярвинен!
—Микке, мы думали ты подох!
—Микке, у тебя начала расти борода?
—Микке, а кто это с тобой?— тут была в основном молодежь изКорхоненов и вассальных семей, и они зубоскалили вовсю.
—ТИХО!!!— вдруг гаркнул Микке Ярвинен, и все и вправду заткнулись.— Вилле Корхонен отправил меня, Микке Ярвинена, вАскерон, к его высокопервосвященству! И ясделал это! Вот — Флавиан, прославленный наВостоке иЗападе миссионер, охотник на ведьм и вождь храмовых воинов — зилотов! Он искусен в речах, изощрен в ортодоксальных премудростях, и явидел, как сей церковный муж делает вещи чудные и невероятные… Флавиан имеет право говорить так, будто из его уст звучат слова Экзарха Аскеронского! Мой вик закончен!
—Айе!— выкрикнул Уве, выдернул меч и ударил рукоятью в самый центр своего щита.— Айе!!!
—АЙЕ!!!— подхватили молодые дружинники, и заслышав эти приветственные крики, люди Корхоненов устремились к его источнику, желая узнать — что же такое произошло, кого прославляют воины?
Не минуло и четверти часа, как огромная толпа дружинников и ополченцев уже несла Микке Ярвинена на плечах к терему Вилле Корхонена, и отударов оружия о щиты и радостных кличей содрогалось само морозное северное небо.
Рем шел в толпе, сразу за молодежью, прославлявшей его боевого товарища, и бросал цепкие взгляды по сторонам. Триумф Микке был, безусловно, заслуженным, но получить во время овации стрелу в спину, или кусок черепицы на голову — это, кажется, стало бы совсем неуместным после всех испытаний, которые довелось пережить северянину в последний год.
XIV
«Корхонен» переводится как «неслышащий» или «не слушающий». И дело вовсе не вглухоте. Так наСевере называли людей упрямых, со скверным характером, не склонных прислушиваться к мнению окружающих. В отличие от тех жеСорса, герб которых произошел от родового имени («сорса» и обозначает утку), Корхонены избрали своим символом лебедя потому, что являлись хранителями самой первой, настоящей «Дороги Лебедей» — одной из священных книг Писания.
Рем взирал на реликвию с благоговением: огромный фолиант, написанный на пергаментных страницах из кожи сотни молодых оленят, рассказывал историю борьбы предков северян за выживание, скрупулезно и шаг за шагом. Поход по дороге лебедей с обледенелого побережья к благодатной долине Байарада, следом за перелетными птицами — вот что дало название этой книге. Чертежи домов, схемы ткацких станков и кузнечных горнов, гончарных кругов и приспособлений для дубления шкур, рецепты лекарств и способы выращивания культурных растений — первые саами были людьми неторопливыми, трудолюбивыми и дотошными, и ихмудрость сослужила великую службу не только прямым потомкам, но ивсей людской расе. Имперские агрономы, мастера и лекари почерпнули немало из«Дороги лебедей», а первосвященники немедля включили ее вСвященное Писание. Именно потому и небыло массового сопротивления имперской власти в период Старой Империи — кроме отдельных кровавых эпизодов.
Флавиан молился коленопреклоненно, его глаза были закрыты. Прервать его? О, нет! Рем и дюВалье замерли недвижными статуями справа и слева от миссионера, положив ладони на эфесы клинков, северяне молчаливо и суважением наблюдали за ортодоксами. Им льстило такое искреннее почтение чужеземцев к святыне саами. Провести их к«Дороге Лебедей» — вот что было первой просьбой аскеронцев, и ниодин северянин и недумал возражать им.
—Твое есть Царство, иСила, иСлава — ныне, и присно, и вовеки веков!— поднялся с колен молодой священник.
—Аминь!— откликнулись Эдгар иРем.
—Да будет благословение Господа нашего, Владыки Света, Огня и вечной жизни на хозяевах дома сего, и милость Его на всех, пребывающих здесь!— Флавиан размашисто благословил северян, иРем моргнул, пытаясь понять: как это получалось у брата — в который раз?
Именно в тот момент, когда священник воздел руку к небесам, сквозь снежную хмарь, в витражное окно заглянуло солнышко и разноцветные отблески заплясали по залу. Чудеса!
—Благодарим вас, святой отец…— начал было Уве, но был прерван строгим взглядом старшего из двух присутствующих в крипте братьев-Арканов.
—Святой? Какой же изменя святой? Я — слуга Господа и уста его высокопервосвященства Экзарха Аскеронского, и вотцы я никому из здесь присутствующих не гожусь… Зовут меня Флавиан, и если уж вам необходимо обозначить мою принадлежность к ортодоксальному священству — можете звать меня «брат» или, если угодно — «фра». Фра Флавиан, или фра Тиберий, это тоже будет верно…
Северяне переглядывались. Они уже имели опыт общения с популярским толкователем и оптиматским легатом Синедриона, и такие речи для них были в новинку.
—Что ж, маэстру… И вы, фра Тиберий… Позвольте проводить вас в ваши комнаты — и вскоре ждем всех за пиршественным столом. Глава клана прибудет вот-вот, и мынемедля оповестим вас!
Микке, конечно, рядом с ортодоксами уже не было — он отправился к матери, друзьям, родичам, хотя клятвенно обещал, что вскоре вернется. Молодой Ярвинен теперь тут был кем-то вроде былинного героя, восставшего из мертвых. О нем судачили в коридорах и залах, говорили на улицах и произносили его имя с явным восторгом.
Рем шел следом за одним из корхоненских вассалов, ступая по оструганным доскам полов, темным ступеням лестниц, ярким коврам и шкурам зверей. Убранство терема впечатляло: тканые гобелены, искусная резьба по дереву, охотничьи трофеи, представленные самыми причудливыми чучелами, зубами, рогами и когтями невиданных нигде, кроме Севера тварей. Повсюду висело оружие, и доспехи, и другие диковины. Огромные плахи из лиственниц, которые составляли стены терема и сами были украшением: отшлифованные мастерами-плотниками, они радовали глаз удивительными природными узорами.
Дворец Корхоненов выстроили с размахом, он поражал воображение обилием и величиной комнат. Терем мог потягаться даже с герцогским замком Аскерона! И ужточно по комфорту, уюту и чистоте далеко опережал каменные крепости владетелей Запада.
—Вот ваша горница,— двери темного дерева с вырезанными на них барельефными драконами, отворились иРем прошел внутрь.
Жарким пламенем полыхал камин, на полу лежала шкура огромного белого медведя, гигантская кровать, устланная теплыми одеялами так и манила прилечь и забыться сном. Аркан снял сапоги и внерешительности остановился, не зная, куда поставить мокрую и грязную обувь.
