—Айе-е-е!!!— рев, кажется, мог сорвать крышу с терема.
—Мы — хранители заветов предков, и таковыми и останемся! Сотни лет мы блюли обычаи и нет никаких причин для того, чтобы это прекратилось! НаЭдускунте было решено — мы выбираем Единого Бога, как выбрали его наши предки сотни и сотни лет назад, отказавшись от поклонения кровавым демонам этого мира… Посему — Эдускунта, не я — решила призвать знатоков вероучения иПисания, чтобы они рассказали нам, в чем суть их пути служения Единому Богу. Но то, что большинству разумных саами показалось правильным, заставило наших исконных врагов — демонопоклонников и изгоев с ледяных пустошей, пухнуть от гнева и скрежетать зубами в ярости! Они веками мечтали вернуть на благословенную землю Севера своих жестоких владык, и втени их могущества обрести нечеловеческие силы… Вы знаете, о ком я говорю…
—Синелицые!— выкрикнул Уве.— Смерть им!
—Сме-е-ерть!— Корхонены были единодушны в своем порыве.
Ну, почти единодушны. Пытливый взгляд Тиберия Аркана-младшего выхватил из десятков и сотен раскрытых в гневном крике ртов несколько тех, что только кривились, имитируя ненависть к язычникам. Интересно! Иногда полезно бывает стоять в стороне, не лезть в гущу событий… А старый вождь тем временем продолжал:
—Пылают городища и селища, варвары уводят людей в пустоши, где приносят в жертву демонам! И что же великие кланы? Вместо того, чтобы ожидая приезда всех мудрецов сплотиться и наказать убийц и насильников — Сорса иЛиндстрёмы устраивают междоусобицу! Они-то уже давно сделали свой выбор! Все мы знаем, что Тойво Сорса привечает в своем доме бритые бошки, они частые гости в его тереме — уже очень, очень давно… АМатиас Линдстрём? Он, кажется, сдружился с гёзами! Расфуфыренный будто петух проповедник ходит по его двору, окучивая девиц Линдстрёмов как курочек! Послушайте, если он — служитель Божий то я — семнадцатилетняя девственница!
—Га-га-га-га!!!— дружный хохот был ему ответом.
—Вы меня знаете!— Вилле широко развел руки в стороны.— Я привык жить своим умом. И если бы невидел всего этого — брат Флавиан никогда бы нестал гостем в моем доме… Он жил бы уЛаури, уРанта, вОуле, Лахти — где угодно! И яне собираюсь верить ему только потому, что вБайарад его привел мой племянник. Но — Эдускунта в прошлом году решила, что диспуту — быть! И ясделаю всё, чтобы он состоялся. Даже ценой своей жизни. Правильно я говорю?
—Айе!!!— крикнули северяне, иВилле тяжело опустился в кресло.
Вдруг он резко повернул голову и уставился наМикке, который стоял в полный рост, возвышаясь над пиршественными столами:
—Друзья! Родичи! Кровные! ВОуле больше никто не сможет жить… Ее жители убиты, а головы сложены в целую гору на рыночной площади. Смрад и дым встретили нас на скалистом мысу, а неугощение, улыбки и рукопожатия. Кто-то дождался, пока жители окрестных селищ сбегутся в городище — и убил их всех.
—Как?!— вскочил Вилле.— Это ведь земли Ахо, что же они…
—Частокол был сломан, ров — засыпан. Нападающих было меньше, но они сумели пробиться внутрь и сломить защитников, и убить всех — мужчин, женщин и детей. Мы ненашли ни одного тела — только головы!
Звенящая тишина заполнила пиршественный зал. Похоже, что старый Корхонен, когда говорил о нападениях на городища и селища имел в виду что-то менее жуткое.
—Я собственными глазами видел след, подобный человеческому… Если бы человек был размером с носорукое чудище!— продолжил Микке.— Я могу поклясться Дорогой Лебедей перед Эдускунтой, если потребуется. Мы должны собрать войско, должны выбрать туомарри и кунингаса — на период войны… Война будет ужасной, с врагом доселе нами невиданным…
Таким старого друга Рем еще не видел. Он незаикался, не медлил — говорил вдохновенно и яростно, и каждое слово молодого воина попадало прямо в сердца соплеменников.
—К оружию!— вдруг рявкнул Вилле Корхонен.— Я ненамерен ждать ни единого часа! К оружию!!! Корхонены созывают Эдускунту!
Саами повскакивали со своих мест, опрокидывая лавки и табуреты, они потрясали кулаками, кричали «Айе!» и«К оружию!»— и один за одним покидали пиршественный зал. На месте остались только охрана, Микке Ярвинен, Анники, ортодоксы и сам глава клана. Он ткнул своим узловатым пальцем вФлавиана:
—Если то, что я овас слышал, брат Флавиан — правда, то ваша помощь будет совсем нелишней.
АРем подумал, что этот старик с дальней окраины Империи, похоже, очень много чего слышал и знает. И это настораживало и давало надежду одновременно.
XV
Что такое Эдускунта? Это собрание всех саами, которые могут держать в руках оружие. Правом голоса наЭдускунте обладают все свободные хозяева. Такая формулировка была прописана в«Дороге Лебедей», а потому — в огромном доме с золотой крышей на собрании могли присутствовать сотни и тысячи вооруженных северян, а напомосте из вызолоченных дубовых бревен — только главы великих кланов и свободных родов — те, что сумели добраться доБайарада и теперь могли держать слово перед народом. Почему так? Потому что саами очень бережно относились к понятию свободы. «Свободен лишь тот, кто может самостоятельно принимать решения и справиться с ихпоследствиями,» — так гласила «Дорога Лебедей».
Вассальную присягу приносили и вэтом суровом краю, и главы семи великих кланов отличались от герцогов Запада только тем, что их подданные были разбросаны по всему Северу. Семьи, присягнувшие Корхоненам можно было встретить и втундре, и уДымного Перевала, и вокрестностях Байарада, бок о бок с зависимыми отАхо, Ранто, Сорса или Линдстрёмов поселенцами. Свободные роды обычно селились в отдаленных местах, в тех самых оазисах у горячих озер, или рядом с залежами полезных ископаемых — и именно поэтому могли сохранить свою автономию. Из такого рода, например, происходил отец Микке Ярвинена, который взял в жены одну из племянниц Вилле Корхонена в свое время. Ярвинен и значило — Озерник, человек с озера.
Чем больше Рем погружался в хитросплетения северной политики — тем сильнее убеждался в том, что никакой демократией тут и непахло! Это была всё та жеолигархия, или, если угодно — аристократия, просто замершая в своем зачаточном, семейно-клановом варианте. Все иллюзии о прекраснодушных дикарях и мечты о царстве первобытной свободы, которые пытались рассказывать некоторые лекторы вСмарагдском университете оказались не более чем очередной болтовней, сочинениями кабинетных ученых.
Еще пятьдесят лет назад кланы обладали авторитетом только в качестве неформальных структур, пользуясь немалыми богатствами и числом своих сторонников — и неболее того. Стальная пята имперской администрации подавила любые попытки превратить неформальную власть в реальную, а материальные ресурсы — в политический капитал, оставив на откуп Эдускунте только арбитраж в вопросах имущества, защиты чести и достоинства, и семейно-бытовых споров. Теперь же кланы почувствовали, что вожжи даже не отпустили — их просто сняли и выбросили. И воспользовались моментом, превратившись в полновластных владык Севера.
Ну, почти. Кое-кто их владычество не признавал, мечтая о возвращении сил куда более могущественных.
