* * *
Это только звучало бодро: «Корхонены созывают Эдускунту!» На самом деле между ударом в набат на площади и ритуальным открытием дверей Дома могло пройти от трех до десяти дней: именно столько требовалось, чтобы добраться до самого дальнего отБайарада городища — Лахти, на крайнем севере, на берегу Последнего моря, и вернуться обратно.
Всё это время столица Севера напоминала растревоженный пчелиный улей: кланы вооружались. Рем ловил себя на парадоксальной мысли: кажется, северянам нравилось происходящее. Впереди — долгая зима, урожай убран давно, скука предстоит смертная — а тут такое развлечение. Традиционные политические игрища по-саамски!
Если отбросить тревожные вести с дальних рубежей — о разоренных хуторах, постоялых дворах и поселениях, то можно было сказать, что вБайараде царила праздничная атмосфера. Все ждали разрешения назревшей проблемы, мечтали, чтобы противостояние между великими кланами, наконец, закончилось и жизнь вошла в какую-то более-менее постоянную колею. Флегматичный характер саами был плохо приспособлен к бурным переменам, и несмотря на радостное возбуждение, северяне искренне желали, чтобы все уже закончилось и можно было и дальше жить-поживать и добра наживать. Что-что, а это у них неплохо получалось.
А вот Аркан неплохо чувствовал себя во всей этой суете. Оставив Флавиана под охраной дюВалье и облачившись в традиционный меховой северянский плащ и шапку с пышной опушкой, он бродил по городу, слушал разговоры людей, присматривался и разве что не принюхивался. После первого удара колокола на площади перед Домом Эдускунты наступало перемирие во всем Байараде. Правила его были простыми: если люди одного клана нападут на людей другого клана — все остальные кланы нападают на нарушителей, не разбираясь в правых и виноватых. Последний раз подобное произошло пять сотен лет назад — и тогда из девяти великих кланов осталось семь.
Так что в городе, полном вооруженных мужчин, Рем чувствовал себя практически в полной безопасности. Ну да, он непринадлежал ни кодному клану — но был гостем Корхоненов. А потому — гулял там, где ему вздумается, на вопросы дружинников демонстрируя серебрянную гривну на запястье, оба конца которой кончались головами лебедей.
Погода была прекрасная — белый снежок на крышах теремов и заборах, морозец, едва щиплющий нос и солнце, время от времени выглядывающее из-за косматых тучек. Охотнее всего люди разговаривают, когда едят — эта истина была Аркану известна, и потому он двинулся на запах жареных свиных колбасок. На границе кварталов Лаури иАхо, на перекрестке стоял навес и толстый усатый северянин в одетый в традиционный льняной костюм и меховую безрукавку жарил тут мясо и какие-то овощи на решетке.
—А вот репа жареная, а вот колбаски свиные!— кричал время от времени он.— Картошечка, картошечка!
Тут, вообще-то, все говорили по-имперски. Это Корхонены старались учить своих детей древнему наречию, остальные лишь изредка вставляли понятные только местным словечки. Язык саами встречался еще в глубинке, но избыта большинства северян практически исчез.
—А вам — репы? Или картошечки?
—А давайте картошечки,— согласился Рем и протянул медяк.
Толстяк сыпанул в небольшой сплетенный из липового лыка туесок картофельных ломтиков и синтересом поглядел на чужеземца:
—А вы, маэстру, не здешний?
—У вас тут сложно затеряться с моим цветом волос!— усмехнулся Аркан.— Тут сплошные светлые головушки, ну или рыжие. Хоть налысо брейся!
Вот такие уличные торговцы, а еще — трактирщики, коробейники, артисты и были самыми лучшими источниками сведений о местных делах. Еще — проститутки, ноРем понятия не имел, где именно водятся вБайараде проститутки. Да ижелания навещать подобные злачные места не имелось.
—А чего вам налысо бриться? Мы чужаков не обижаем, коли они в наши дела не лезут и девок не портят. А тывот по какой надобности, например, прибыл, в наши края?— туесок с лакомством перекочевал в руки аскеронца.
—Так я наярмарку Дымного Перевала добирался в охране каравана, а потом заехали в трактир в предгорьях, а там нападение… Как-то закрутилось всё — в итоге добрался сюда с печальными вестями.
—А что за нападение, ну, ну?— толстяк деревянными щипцами перевернул колбаски на решетке, на угли брызнул жирный сок, огонь ярко вспыхнул. Северянин накапал из бутылки воды в огонь, чтоб не разгоралось, и представился.— Мякинен меня зовут, из людей Лаури.
—Рем, изАскерона…Это наЗападе,— махнул в сторону закатного солнца Аркан.
—НаЗападе? Так ты изтех что слушают бритых бошек?— прищурился Мякинен.
—Не-е-ет, у нас вАскероне держатся старых обычаев, мы живем по«Уставу надлежащему», как вы — по«Дороге Лебедей»,— пояснил баннерет.
—Значит ты — ортодокс?
—Ортодокс, да…— энергично кивнул Аркан.
Они некотрое время молчали, глядя на красные от жара угли на жаровне, а потом Мякинен спросил:
—Так кто там на кого напал-то, в предгорьях?
—Культисты. Поклонялись деревянному идолу, а прислуга из местного трактира решила использовать его для колки дров… В общем — знатная была драка, едва мы выжили.
—Слушай, Рем изАскерона… А уэтих культистов — у них…— Мякинен почесал брюхо, как будто не решаясь спросить что-то важное.— Ну… У них вот всё в порядке было с лицом, например?
Рем почувствовал, что нащупал что-то интересное и сделал вид что задумался:
—Кажется, глаза… Да, да, действительно — у них были очень страшные глаза, нечеловеческие!
Саами всплеснул руками:
—Да! Да! Точно так! Глаза — как у летучих мышей, черные! Не как у вас, маэстру, а полностью черные! Я видел таких, в одной из подземных каверн… Думал — с испугу показалось!
—Каверны? Какие каверны?— затаил дыхание Аркан.
—Ну…— Мякинен был доволен что ему удалось найти свободные уши, когда большая часть его постоянных клиентов предпочитала не есть репу со свиными колбасками, а бряцать оружием у стен Дома Эдускунты.— Каверны. Катакомбы. Пещеры. Под Байарадом! Мы используем их для хозяйственных нужд. Я, например, складирую корм для свиней. Кто-то под винные погреба приспособил, другие — под ледники и холодильники летом, третьи — наоборот, сауны устраивают.
—И что, куда ведут каверны?
—Да никуда!— хохотнул колбасник.— Уж сколько молодых лазило по ним — никуда они не ведут. Одни — полверсты тянутся, другие — и десятка шагов не будет. Некоторые — широкие, что и человек пройти может не согнувшись, другие- узкие, только крыса и пролезет…
—Так откуда эти, которые с глазами?— удивился Рем.
—Вот и яподумал — откуда? Я грешным делом там переночевать вздумал, с неделю назад, когда жена меня совсем из дома выгнала… За грехи пьянства и чревоугодия, да… Взял с собой шкуру носорукого чудища — ну, не целую конечно, а здоровенный отрез — и пошел туда спать. Пробраться можно было через амбар Турунена, я сдетства помню… Ну забрался туда, там такой удобный приступочек есть — как раз моя туша помещается, спать удобно. А ниже каверна расширяется, что-то вроде грота образует. Раньше зерно хранили, потом стала влага проникать — зерно убрали.
