Чайковский не стал орать в ответ, наоборот, улыбнулся мягко:
—Вы, вероятно, правы, Максим Сергеевич. Я и сам много размышлял… Похоже, здесь у нас не получится воплотить в жизнь наши идеи. Я подумываю об отъезде в Уфу или, быть может, в Самару. Следует начать с чистого листа…
—Даже и думать не смейте!— Максим ударил по столу кулаком.— Это что вам, игрушки? Поле экспериментов какое-то? Здесь люди, вы понимаете это? Они верят вам, надеются на вас! Это важнее, чем вы со всеми вашими расчудесными идеями и великой исторической ролью!
Чайковский смиренно покачал головой:
—Вы, верно, переутомились, Максим Сергеевич. Отчего бы вам не взять отпуск дня на три? Отдохните, озаботьтесь своим здоровьем, придите в себя… А мы тем временем займемся всей той работой, о которой вы говорите, так что у вас не будет причин сердиться. Хорошо?
Дома Максим жадно принялся хлебать жидкий холодный суп прямо из чугунка. Хозяйка принесла запеченную в молоке рыбу с картофелем, хотя обыкновенно такая щедрость была ей не свойственна. Села напротив постояльца и принялась смотреть на него, по-бабьи подперев лицо ладонью. Вскоре, впрочем, причина подобной душевности раскрылась.
—Квартирную плату бы прибавить, Максим Сергеич… Простите, инфляция.
—Вы знаете, что такое инфляция?— удивился Максим.
—Что поделать, пришлось узнать… Хочешь жить — умей вертеться. А скажите, царь все-таки не вернется?
—Не вернется.
—Жаль…
Любопытство пересилило усталость, и Максим спросил:
—Отчего же вам жаль?
—Красивый мужчина был царь,— вздохнула вдова.— Хоть газеты о нем и писали всякую дрянь, а все одно, как глянешь на портрет — хорошо становится, надежно…
Подивившись такому народному проявлению монархизма, Максим ушел к себе и проспал часов двенадцать. Проснулся словно бы другим человеком, вот только чертова нога не желала приходить в норму. Придется, похоже, тащиться в госпиталь…
До госпиталя было четыре остановки на трамвае. Вагоновожатый сегодня был самый обычный, русский, и молоденькая кондукторша в форменном берете с бляхой исправно собирала плату за проезд. Жизнь возвращалась в колею. Максим подумал, что приятно будет повидать рыженькую сестричку Наденьку. От остановки сделал небольшой крюк и зашел в съестную лавку. Квартирная хозяйка не соврала — цены выросли с последнего раза, когда он покупал продукты. С учетом увеличения квартплаты денег хватило только на бумажный пакетик с карамельками, конфеты в красивых жестяных баночках оказались дороговаты.
Пока Максим дожидался врача на скамейке, из хозяйственной постройки вышла Маруся со стопкой накрахмаленных простыней в руках. Увидела его, отвернулась, ускорила шаг и скрылась за дверью одного из корпусов. Максим подумал, что мог бы, конечно, вызвать ее на допрос, принудить к общению. Но ни к чему — вот так… Он хотел бы как-нибудь поговорить с Марусей, узнать об унаследованном прошлом, которое еще может выйти боком… да и просто, быть может, поболтать без какой-то особой цели. Еще одна причина заработать наконец денег и внести за Марусю залог — самому, не хватало еще, чтобы она была обязана чем-то этому мутному Мефодиеву. Хотя даже если Максим перестанет быть для нее тюремщиком, предателем-то останется… ладно, проблемы стоит решать поэтапно.
Доктором неожиданно оказалась среднего возраста дама в очках — Максим полагал, что эта профессия женщинам все еще недоступна. Она долго мяла ногу, ругала за несоблюдение постельного режима и припугнула, что повреждение связок может оказаться серьезным. Наложила повязку — мазь на этот раз пахла мятой и болотной тиной — велела оставаться в постели и прийти снова через три дня. Максим вручил ей кулек карамелек, она поколебалась, но приняла, пояснив, что гостинец пойдет к общему столу. Наденька, похоже, была сегодня не на дежурстве, повидать ее не удалось.
Валяться в койке не хотелось, да и некогда было. Идея насчет заработка у Максима уже была. Пару недель назад британцы арестовали за нарушение комендантского часа сына одного из местных фабрикантов, засидевшегося в портовом кабачке. Максим оформил его освобождение, не обнаружив состава преступления в юношеской тяге к гулянкам, а на другой день счастливый папаша пришел отблагодарить его с конвертиком. Взятку Максим принимать не стал, однако по профессиональной привычке фабриканта разговорил. Тот принялся жаловаться, что хотя спрос на продукцию огромный, предприятие почти не приносит дохода, и Максим быстро догадался, почему. В прошлой жизни он три года проработал аудитором, а потом сталкивался с аудитом уже как менеджер, потому всяческие левые схемы утаивания средств и воровства прибыли у хозяина знал куда лучше, чем хотелось бы. Уже через полчаса беседы с фабрикантом стало ясно, на что следует обратить внимание… Максим обещал при случае зайти и посмотреть, чем возможно помочь, а после прикупил в книжной лавке пару пособий по бухгалтерскому учету и нашел время их полистать.
Самым сложным оказалось узнать, как добраться до нужной конторы. В тот район ходил не трамвай, а самый настоящий рейсовый автобус — здесь его называли бензомоторный автомобиль-омнибус. На борту красовались немецкие надписи — Максим слышал, что автобусы были закуплены на Всемирной выставке в Париже в 1901 году. По сравнению с комфортными городами двадцать первого века Архангельск казался богом забытой дырой, а, пожалуй, по меркам своего времени это был богатый край — в лесной промышленности крутились большие деньги. Салон омнибуса был разделен на два класса, с мягкими и с жесткими сиденьями, так что состоятельные граждане могли ездить в комфорте.
Максим добрался до нужного заводоуправления. Заводчик встретил его приветливо, предлагал чаю, но Максим предпочел сразу ознакомиться с документами. Схемы, по которым бухгалтера, начальники цехов и управляющие выводили средства, оказались довольно примитивны; не сразу удалось поверить, что эти детские уловки действительно работают. Вечером Максим в подробностях рассказал фабриканту, где тонкие места в его бизнесе и как можно с минимальными затратами увеличить эффективность. Гонорар за неполный рабочий день составил сумму трехмесячного жалованья за собачью комиссарскую службу в ВУСО.
По такому случаю Максим решил вознаградить себя за месяцы аскезы и зашел в «Пур-Наволок» — ресторан при самой дорогой в городе гостинице. Впервые в новой жизни поел с кайфом — закуска из трех видов рыбы, крепкий говяжий бульон с крутонами, запеченная куропатка, свежие овощи, французское вино. Кипенно-белые скатерти, хрусталь, столовое серебро, любезная улыбка официанта… А ведь в Архангельске три десятка крупных предприятий, и у каждого, должно быть, найдутся проблемы, которые Максим сможет решить. Пожалуй, за годик можно без особого напряга сколотить состояние. Максим мог бы в этом времени жить красиво, если бы в этом состояла его цель. Правда, после победы большевиков бизнеса больше не будет… но можно же перебраться за границу. Вот только рестораны, путешествия, женщины — все это было доступно ему и в прошлой жизни, а в этой появилось то единственное, что было нужно по-настоящему: надежда сыграть свою роль в истории, изменить судьбу своей страны к лучшему.
