Джону хотелось выяснить, правда ли то, что он подозревал
или, скорее, чего боялся. Он предпочел бы поговорить с Малкольмом с глазу на
глаз, как с Мариэллой, и в то же время он должен был дать Мариэлле время
рассказать мужу про Чарльза Делони.
— Давайте поговорим сейчас, — нахмурился Малкольм.
Он сумел поспать в машине по дороге из Вашингтона и сейчас был в лучшей форме,
чем Тейлор и Мариэлла.
— К сожалению, мне сейчас нужно еще кое-чем заняться.
Если даже не найдется более важного занятия, решил Тейлор,
он может поехать к себе в рабочий кабинет, побриться, принять душ, выпить кофе
и в спокойной обстановке еще раз обдумать план действий. Откровенно говоря, им
пока совершенно не за что ухватиться. У них был только Чарльз да еще заявление
водителя Малкольма о том, что несколько недель назад некто позвонил ему и
предложил сто долларов, если он уйдет из дома именно в этот вечер и уведет с
собой Эдит. Патрик решил, что это чья-то глупая шутка, так как он давным-давно
собирался сходить с Эдит на танцы в Ирландский клуб, но неделю назад он нашел у
задней двери конверт с сотней долларов. Деньги он давно истратил, конверт выбросил
и даже не вспоминал об этом происшествии. Шофер сказал, что голос по телефону
был незнакомый, говорили с ле??ким акцентом, то ли британским, то ли немецким,
определить трудно. Но эта информация сама по себе тоже ничего не дает. Если
Делони и решился украсть ребенка, он не стал бы делать это сам. Неделю назад он
еще не видел Мариэллу, не знал, что у нее есть сын… А может, знал? Может быть,
все прошло по тщательно разработанному плану? Может быть, он недели, месяцы
следил за ней? Может, он еще в Европе был в курсе всех событий ее жизни? И
много лет вынашивал план мести? Едва ли. Да и проверять эту версию пока рано.
Но почему же этот телефонный звонок не насторожил шофера? Он мог бы подумать,
что готовится ограбление либо покушение на Мариэллу или Малкольма. Впрочем,
Джон Тейлор не сомневался, что Патрику было наплевать надела хозяев.
Малкольму не понравилось, что Тейлор не изъявил желания
поговорить немедленно, поэтому он еще раз упомянул про поездку в Вашингтон,
чтобы агент ФБР наконец понял, с кем имеет дело. Малкольм явно хотел сказать:
действуйте как следует, то бишь, как я вам велю, не медлите, иначе пожалеете.
Вот только Тейлор был не тот человек, на кого подобный нажим мог подействовать.
И он не собирался плясать под дудку Малкольма.
— Не смогли бы вы уделить мне время во второй половине
дня, сэр. Скажем, часа в четыре вас устроит?
— Договорились. Я полагаю, ваши люди знают, как с вами
связаться, если похититель объявится до четырех? — В его голосе звучал
укор за то, что у Тейлора нашлись какие-то более срочные дела, чем беседа с
ним.
— Естественно.
— Прекрасно. Кстати, вы не могли бы что-нибудь сделать
с этим сбродом возле дверей?
— Увы, не могу. Они все считают, что Первая поправка
[5]
дает им право находиться здесь. Мы сможем разве только удалить
их от дома. Мои ребята этим займутся.
— Ну что ж, хотя бы это… — холодно произнес Малкольм,
даже не поблагодарив Тейлора.
Тейлор вышел из комнаты, а Малкольм посмотрел на Мариэллу и
проворчал:
— Не нравится он мне.
— Нет, он хороший человек. Он был очень добр с самого
начала. — Мариэлла не стала вдаваться в детали.
— Надеюсь, Мариэлла, ты понимаешь, что мне от него
нужно только одно — чтобы он нашел нашего сына.
Конечно же, она понимает. Она только не может понять, почему
Малкольм с ней так суров. Конечно, он страшно расстроен, но он почему-то
полагает, что несчастье произошло по ее вине. Или ей так только кажется, и она
сама берет всю вину на себя, как в случае с Андре и с девочкой? Может быть,
всегда все неприятности происходят по ее вине? И во всем, может быть, виноваты
ее непрекращающиеся головные боли и та беспомощность, которая каждый раз
охватывает ее, когда случается что-то из ряда вон выходящее, оттого она и не в
силах ничего изменить. Но сейчас она не может позволить себе опустить руки. Ей
нужно быть сильной. И еще она помнит, что до приезда Джона Тейлора она должна
рассказать Малкольму…
— Ты не мог бы подняться со мной наверх? — спросила
она дрожащим голосом. Он посмотрел на нее как-то странно, словно она опередила
его, и он был удивлен. — Мне надо с тобой поговорить.
— Сейчас не время, — отрезал он. Ему нужно было
позвонить немецкому послу. Малкольм был очень польщен, что такая важная персона
проявила внимание к его несчастью.
— Именно сейчас, Малкольм. Это очень важно.
— Неужели нельзя подождать?
По выражению ее лица он уже понял, что нельзя. Такой ее
настойчивости он совершенно не ожидал. В нынешних тяжелейших обстоятельствах
она держалась просто поразительно для женщины, которая всегда производила
впечатление слабой, готовой спасовать перед малейшим житейским затруднением.
Конечно, она устала, осунулась, но вела себя вполне спокойно, разумно и
достаточно хорошо контролировала себя. Выдавали ее только дрожащие руки, что он
сразу заметил. Он не видел, какая жуткая сцена произошла утром в детской, когда
она сжимала в руках плюшевого медвежонка и горько плакала навзрыд, не в силах
остановиться. При одной мысли о сыне спазмы сжимали ей горло. Но ей удалось
справиться с собой, потому что она знала, если не возьмет себя в руки, ужас
раздавит ее.
— Малкольм, давай поднимемся наверх, — настойчиво
повторила Мариэлла.
— Хорошо, хорошо. Сейчас приду.
Она решила дождаться его у себя в комнате. Ожидая его,
Мариэлла расхаживала по комнате взад и вперед. Она не знала, с чего начать,
страшно жалела, что не рассказала мужу всего еще до свадьбы, но тогда он
слушать не захотел, потому придется рассказывать сейчас.
Он пришел через полчаса, когда она уже собиралась идти за
ним вниз. И вот он здесь, сел на стул, сразу заполнив собой комнату, и сказал с
видимым раздражением:
— Ладно, Мариэлла, не знаю, что ты хочешь мне сказать,
надеюсь только, что это действительно важно и имеет отношение к Тедди.
— Может быть. Хотя я очень надеюсь, что не
имеет, — тихо проговорила она, садясь на диванчик напротив него. Странно,
до чего же далека она от него, какие чужие они друг другу, даже когда их обоих
должно сближать горе. Выходит, ей будет сейчас еще тяжелее. — Это имеет
отношение ко мне. По-моему, тебе нужно это знать. Несколько лет назад, когда ты
захотел жениться на мне, я сказала тебе, что кое-что в моем прошлом может тебе
не понравиться. А ты возразил тогда, что у каждого человека есть прошлое и это
не имеет значения. Ты решил, что прошлое лучше не ворошить, а мне теперь
кажется, что на мне лежит вина.
Мариэлла глубоко вздохнула. Ей опять не хватало воздуха. Не
только говорить, даже дышать трудно. Но говорить надо. На этот раз он будет
слушать.
