— Беа, что вы сейчас собираетесь делать?
— Не знаю… Позвоню кое-кому… Старым друзьям… Я знаю
нескольких частных детективов, свяжусь с ними. А если понадобятся деньги,
возможно, придется поговорить с Томом Армуром. Можно надеяться, что он
согласится оплатить некоторые неофициальные расходы. — Она была готова
сделать что угодно: звонить, ездить, платить — действовать. — Может быть,
ничего и не выйдет, но мы, по крайней мере, будем стараться. И может быть,
что-нибудь выведет нас к Тедди.
— Сообщите мне сразу же, если узнаете что-нибудь, ладно?
— Обязательно.
Обе женщины поднялись. Мариэлла проводила свою гостью до
дверей. Она понимала, что подружиться по-настоящему им не суждено. Но Беа
нравилась ей. Она — неординарная женщина и необыкновенно умная. С ней Чарльзу
было бы хорошо.
Беа Риттер исчезла. Когда Мариэлла поднялась к себе, был уже
первый час ночи. Погасив свет, она легла и стала думать о Малкольме, о квартире
на Парк-авеню. И о своем мальчике, который спит сейчас где-то в кроватке рядом
с незнакомыми людьми. Мариэлла молилась, чтобы так оно и было.
Глава 13
Шли недели, в мире происходили важные события, Гитлер
захватил балтийский порт Мемель, а процесс продолжался. Первые страницы газет
по-прежнему занимали преимущественно судебные новости, зловещие события,
послужившие прологом к новой мировой войне, освещались гораздо сдержаннее. Во
всяком случае, все газеты Нью-Йорка больше интересовались делом Делони, нежели
политическими потрясениями. Тем временем Великобритания и Франция заявили о своей
готовности прийти на помощь Польше в случае германской агрессии, войска
генерала Франко вошли в Мадрид, и, к огромному огорчению Чарльза, гражданская
война в Испании завершилась поражением республиканцев. За три года в этой войне
погибло больше миллиона человек. Для Чарльза это стало такой же трагедией, как
и для его европейских друзей. Борьба окончена. Война проиграна. Но теперь у
Чарльза Делони была новая война, теперь он сражался за собственную жизнь.
После ночного визита Беа Риттер больше не звонила Мариэлле.
Только в газетах появлялись ее статьи, и Мариэлла неизменно чувствовала
благодарность за симпатию и поддержку журналистки.
Естественно, пресса подняла немыслимый шум вокруг
скандальной связи Малкольма с Бригиттой, но Мариэлла смогла остаться в стороне
и никак не выразить своего отношения к этому роману. В течение последних недель
они с Малкольмом в лучшем случае обменивались несколькими словами, а Бригитту
она видела всего однажды. Бригитта старалась смотреть на Мариэллу свысока и
подчеркнуто обращалась исключительно к Малкольму, как бы доказывая, что она
победила свою соперницу. Естественно, что девушка защищалась таким способом,
потому что она оказалась в очень незавидном положении. Мариэлла чувствовала
себя спокойнее, чем Бригитта. В ее душе не было ни гнева, ни даже ревности. Муж
давным-давно стал ей чужим, но его многолетняя ложь, фальшивое дружелюбие его
любовницы — вот где предательство. Ее первую и единственную попытку обсудить
создавшееся положение Малкольм пресек, разыграв ярость. Он заявил, что ее
поведение с Чарльзом было настолько скандальным, что , сам он теперь не обязан
ей ни в чем отчитываться. Этим он не добился ничего, а только подтвердил свою
вину. Впрочем, его вина не нуждалась в доказательствах.
Мариэлла холодно напомнила мужу, что пресса не угомонится,
если он будет продолжать жить в квартире любовницы. Вечером она отметила, что
он не поехал к Бригитте, а остался дома. Тем не менее они почти не видели друг
друга.
Как ни трудно было переносить напряженные до предела
отношения с мужем, еще тяжелее были судебные заседания, где бесконечной чередой
выступали свидетели обвинения, эксперты и какие-то совсем посторонние люди. Все
они должны были доказать вину Чарльза, и каждого Том Армур обязательно
заставлял растеряться.
Только через три недели после начала процесса защита
приступила к опросу своих свидетелей. Первым свидетелем, которого вызвал Том
Армур, оказалась Мариэлла. Сначала адвокат аккуратно провел ее по воспоминаниям
прошлого, реабилитируя ее везде, где Палмер выставил ее не в лучшем свете. И
облик Мариэллы, создаваемый защитой, в итоге существенно отличался от того,
который возник в результате стараний прокурора и Малкольма. Вместо
полусумасшедшей, больной истерички, которой нельзя было доверить даже
собственного ребенка, перед присяжными явилась достойная женщина, потрясенная
гибелью сына, рождением мертвого младенца, а затем поведением мужа. Том Армур
открыто признал, что Чарльз в то время был полностью не в себе и обращался с
Мариэллой очень плохо. Он объяснил, что горе подкосило обоих. Когда он попросил
Мариэллу рассказать, как она спасала детей на Женевском озере, едва ли не все
присутствующие поднесли к глазам платочки. Теперь у нее появилась возможность
объяснить, почему ей удалось спасти двух девочек, но не собственного сына.
Андре отнесло слишком далеко от кромки льда. Все участники процесса слушали ее
и представляли, как ребенок лежал у нее на руках и не подавал признаков жизни.
Рассказывая об этом дне, о последовавшем вечере в больнице и о мертвой
новорожденной, она несколько раз останавливалась, так как ее душили слезы.
Семья погибла в одночасье, и как муж, так и жена были не в состоянии адекватно
оценивать обстановку. Чарльз испытал сильное потрясение, а она сломалась и в
течение долгих месяцев ждала только смерти, чтобы вновь оказаться рядом со
своими детьми.
— А сейчас вы в таком же состоянии? — спокойно
спросил Том Армур. Кто-то из присяжных смущенно кашлянул.
— Нет, — печально ответила она.
— Вы верите, что Тедди жив?
В ее глазах стояли слезы, но она заговорила:
— Не знаю. Надеюсь. Я очень надеюсь… — Она обвела
взглядом зал, посмотрела в сторону журналистов. — Если кто-нибудь знает,
где он сейчас… Пожалуйста, умоляю вас, верните его… Мы сделаем что угодно…
Только не причиняйте ему вреда…
При этих словах один из репортеров вскочил с места, в лицо
Мариэлле сверкнула вспышка, и судья распорядился вывести ретивого
корреспондента из зала суда.
— И если это еще раз повторится, тот, кто это сделает,
будет взят под стражу, — прогрохотал судья Моррисон и затем извинился
перед Мариэллой. Она уже пришла в себя и ожидала следующего вопроса Тома.
— Вы уверены, что вашего сына украл Чарльз Делони?
Адвокат задал опасный вопрос. Но ему хотелось, чтобы она во
всеуслышание заявила, что не убеждена в виновности Чарльза. Он не сомневался, что
ответ будет именно таким.
— Нет, не уверена.
— Способен ли он, по-вашему, на такой поступок? Вы
знаете его лучше, чем кто бы то ни было. Он вас любил, он обвинял вас, плакал
вместе с вами… даже бил вас… Возможно, с вами он обращался хуже, чем с кем-либо
другим. — Чарльз сам признавался в этом Тому Армуру, и тем не менее из
предварительной беседы с Мариэллой адвокат заключил, что она не верит в его
вину. — Одним словом, миссис Паттерсон, вы многое о нем знаете. Верите ли
вы при этом, что он украл вашего сына?
