Прошла целая вечность, а она все не отвечала. Наконец она
отрицательно покачала головой и уронила лицо в ладони. Том Армур ждал.
— Вы все еще влюблены в него, миссис Паттерсон.' Она с
грустью посмотрела на Чарльза. Они прошли вместе через много трудностей и были
при этом счастливы. Хотя и давно.
— Нет, — тихо проговорила она. — Он дорог мне
и, наверное, никогда не станет мне чужим. Он был отцом моих детей. Я очень
любила его, когда была молода. А сейчас… Мне жаль Чарльза Делони. Но я уже не
влюблена в него. Нам обоим пришлось пройти через безмерное горе и страдание.
Том Армур кивнул. Мариэлла не могла знать, что защитник
Чарльза преклоняется перед ее мужеством. Она — изумительная женщина. Она твердо
стояла под градом вопросов обвинения, из нее клещами тянули всю подноготную,
выворачивали наизнанку ее душу, судьба отняла сначала двух детей, а теперь и
еще одного, и как же она достойно держится! Никогда и никем не восхищался он
так, как этой женщиной, но на лице его ничего не отражалось, он лишь задавал вопросы.
— Состояли ли вы в связи с мистером Делони, будучи уже
замужем за мистером Паттерсоном?
— Нет, — спокойно ответила Мариэлла.
— Состояли ли вы в связи с каким-либо другим мужчиной?
Хранили ли вы верность мужу?
Мариэлла спокойно встретила испытующий взгляд адвоката и не
отвела глаз.
— Я верна моему мужу.
Она сказала правду. Она целовалась с Джоном Тейлором, это
было, но только это. И в то время она уже не считала себя женой Малкольма.
— Спасибо, миссис Паттерсон, у меня к вам нет больше
вопросов.
Том помог ей сойти со свидетельского места. Она устала, но у
нее на душе на сей раз было куда спокойнее, чем после вопросов Уильяма Палмера.
Следующим Том Армур вызвал Хейверфорда, дворецкого. Хейверфорд
сказал, что считает хозяйку очень достойной, справедливой, разумной дамой, с
твердым характером. И настоящей леди, добавил он с гордостью. Мариэлла была
тронута. Дворецкий сказал, что она была удивительно добра к сыну, и лично его
всегда поражало, с каким пренебрежением относится к ней прислуга мистера
Паттерсона. Хейверфорду всегда казалось, что сам мистер Паттерсон не становился
на ее сторону. Сам мистер Паттерсон воспринимал ее не как хозяйку дома, а как
гостью, поэтому и прислуга смотрела на нее так же. По его словам, мисс Гриффин
обращалась с миссис Паттерсон возмутительно, домоправительница — еще хуже, а
Эдит воровала у нее одежду, и все в доме об этом знали, включая мистера
Паттерсона. Прислуга любила позубоскалить на кухне на ее счет.
— Значит, вы утверждаете, что к миссис Паттерсон дома
относились без должного уважения? — с нажимом переспросил Том Армур,
стремясь к тому, чтобы присяжные обратили особое внимание на этот факт.
— Совершенно верно, сэр, — с чувством собственного
достоинства подтвердил Хейверфорд. Выглядел он чрезвычайно внушительно, не в
последнюю очередь благодаря черному костюму, сшитому в Лондоне по особому
заказу.
— Можете ли вы сказать, что ее поведение тому причиной?
Считаете ли вы, как говорили ранее другие свидетели, что миссис Паттерсон была
безответственной, слабой женщиной?
Было заметно, как оскорбился старый дворецкий, решив, что
адвокат не правильно его понял.
— Сэр, я сказал не так. Я сказал, что таких хороших
людей я редко встречал в жизни. Разумная, справедливая, добрая. И как вы можете
говорить, что она слабая, после того как она так стойко перенесла такие
несчастья?
На самом деле не Мариэлла, а мисс Гриффин после похищения
вынуждена была ежедневно принимать лекарство.
— Тогда не могли бы вы указать причину, по которой
обитатели дома мистера Паттерсона так к ней относились? Постарайтесь объяснить,
почему так случилось.
Уильям Палмер хотел было заявить протест, но раздумал. Не
стоит беспокоиться. Старик неопасен.
Хейверфорд утвердительно наклонил голову. Он очень хотел
рассказать об этом присяжным:
— Мистер Паттерсон в самом начале сказал нам… —
Хейверфорд помолчал, подбирая точные слова. — Он сказал, что она не
совсем… правильно все понимает. У нее, мол, слабое здоровье, слабые нервы.
Поэтому если она распорядится о чем-нибудь, надо ее вежливо выслушать, но не
надо торопиться выполнять. Он сказал, что в хозяйстве она ничего не смыслит, а
потом говорил, что и с детьми она не умеет обращаться. И мы все тогда поняли,
что она не так много значит для мистера Малкольма.
Слова старика и самой Мариэлле на многое открыли глаза.
Одного она не могла понять: зачем Малкольму понадобилось с первых же дней
делать ее объектом презрения и насмешек. Или он просто хотел остаться
единоличным хозяином и для нее в его доме нашлось место только как для матери
Тедди? Хотя даже в этом качестве она практически ничего не могла сделать.
Прозвучал следующий вопрос:
— Вы знали про связь мистера Паттерсона с мисс Сандерс?
— Да, знал. По крайней мере, подозревал, — сказал
Хейверфорд спокойно, хотя по его голосу можно было догадаться, что он не
одобряет эту связь.
— Вы когда-нибудь говорили о своих подозрениях миссис
Паттерсон?
— Конечно же, нет, сэр.
— Спасибо, мистер Хейверфорд.
Том Армур предложил своему оппоненту допросить свидетеля, но
Палмер не счел нужным тратить время на допрос старика. Прокурор не придавал
значения этому свидетелю. Но Мариэллу Хейверфорд по-настоящему растрогал. И не
только ее, но и присяжных.
После рассказа Хейверфорда Мариэлла чувствовала неловкость,
оттого что все эти неприятные вещи наконец высказаны вслух. С другой стороны,
она испытала облегчение, узнав, что кое-какие обстоятельства существовали не
только в ее воображении. Оставался вопрос: зачем Малкольму понадобилось унижать
ее перед слугами? Должна была быть веская причина. Или дело здесь в том, что
уже тогда он был влюблен в Бригитту? И хотел избавиться от Мариэллы? Думал, что
она не выдержит и уйдет, и оставит Тедди с отцом? Нет, она скорее умерла бы.
Зачем же унижать, лгать, издеваться? Да зачем тогда вообще ему понадобилось
жениться на ней? Неужели с самого начала — ложь? Она не могла в это поверить,
вспоминая, как хорошо они жили когда-то.
Следующим свидетелем была Бригитта Сандерс. Когда она взошла
на свидетельское место, в зале поднялся шум. Красивая девушка, этого никто не
взялся бы отрицать. К тому же она очень сексуальна, Мариэлла раньше не замечала
этого. Может быть, теперь она стала держаться более раскованно, потому что ей
нечего было скрывать. Тайное стало явным, и Бригитта могла этим отчасти
гордиться. На ней было блестящее черное платье, явно довольно дорогое. Волосы,
как всегда, аккуратно подобраны, губы подкрашены. Ярко-красные ногти — как
всегда. Любой признал бы, что у нее яркая внешность. В сравнении с ней Мариэлла
казалась просто невзрачной. Но удивительно, какой холодной, расчетливой
казалась Бригитта в отличие от Мариэллы. Том Армур подумал, что в ее манерах
есть что-то невыносимо немецкое. Голос ее звучал резко. Мариэлла не могла
припомнить, чтобы Бригитта так разговаривала прежде. Господи, да неужели все
это — способ самозащиты, так как теперь все знали, что Бригитта Сандерс —
любовница Малкольма.
