—Родственники?— устало спрашивает он.
Судорожно киваем, глазами умоляя сказать хоть что-то.
Он принимает ответ и больше не задает вопросов, а потом… потом поджимает губы и опускает глаза.
Собственный вой раздается на весь коридор. Хватаюсь за стену, рядом что-то мелькает наверно руки, но физически я не чувствую совершенно ничего. Только боль. Адскую боль, словно наживую мне оставляют надрезы по всему телу, и я не могу сопротивляться. Мне просто некуда деться. Снова.
—Мы сделали все, что было в наших силах…
Глава 41
Резко подскакиваю в идеально белом помещении. Голова мутная, а усталость такой степени, что не хочется даже двигаться.
Осматриваюсь, находясь в полной прострации.
И по мере того как прихожу в себя, ужас накрывает беспросветным полотном. Слезы автоматически запускаются без моего участия.
Без остановки прокручивая слова врача, вскакиваю с койки и выбегаю из палаты. Но тут же попадаю в капкан рук.
—Вероника! Вероника!— Максим крепко удерживает, пока дергаюсь в каких-то отчаянных судорогах.— Отпусти! Мне надо к нему! Отпусти!— кричу хриплым воем, оставляя кулаки на груди мужчины: — Отпусти! Я должна ему сказать…
Разом силы покидают, а я захожусь в новой истерике. Сползаю на пол, не веря, что все это происходит со мной.
—Вероника!— Максим с серьезным лицом хватает за руки, и пытается удержать, поймав мой потерянный взгляд: — Ты его увидишь! Потерпи немного!
То, как он держится вводит в какую-то нелепую обиду.
—Тебе надо собраться, там в коридоре…— указывает куда-то в сторону: — Панкратова с тяжелой артиллерией.
Ничего не понимаю, хлопаю на него глазами, с которых срываются бесконечные слезы.
—Мать Артура и отец Абрамова.
Отрицательно качаю головой, мне ничего не надо. Мне плевать на них всех, ни один из них никогда не любил его. Для них потеря Артура — это дележка фирмы, денег, имущества, помпезный вечер в честь него. Они даже не представляют, каково это терять.
—Он потом наругает нас…— уверенным шепотом заявляет Максим, заставляя горько улыбнуться сквозь слезы.
Киваю, стараясь вдохнуть побольше воздуха.
—Ладно.— пытаюсь подняться, но с первого раза не получается: — Пусть ругает…пусть хоть что угодно делает, Максим.— смотрю с болью в глазах, кроме нее вообще ничего не чувствую.— Голову выше, и вперед.— кивает, провожая обратно в палату: — Сейчас приведите себя в порядок, а после…я договорюсь о том, чтобы увидеть его. К ни го ед. нет
Захожу в небольшую ванную комнату. В зеркале на меня смотрит призрак той женщины, что будто в другой жизни наблюдала в отражении себя счастливую. С искристыми глазами гладила маленькую подвеску, предвкушая встречу с ним.
Теперь пустые красные и опухшие глаза. Лицо словно осунулось за эти часы, что кажутся вечностью. Волосы спутаны, и вообще все серое, будто мир резко потемнел после фразы доктора.
Умываюсь ледяной водой, вперемешку с соленой влагой собственных слез и пытаюсь короткими вдохами дышать.
Вытерев лицо и собрав волосы в запутанную косу, собираюсь пойти к гиенам и бороться до последнего.
Он бы этого хотел…
Как только на негнущихся ногах дохожу до коридора, первым делом вижу мать Артура. Женщина вопросительно вскидывает бровь, совершенно не выглядя хотя бы на секунду печальной от горя, что случилось.
Отец Абрамова и тот больше переживает. Панкратова рядом с матерью, явно искала поддержку. А, уверена, специально натертые веки, отдают красным.
—Максим!— звучит жесткий голос его матери: — Что с моим сыном?! Как ты проглядел?! Ты — начальник охраны!— сразу в наступление идет женщина.
Усмехаюсь, качая головой.
—Авария, Ирина Романовна.
Максим будто собран и спокоен, ловлю на мысли, что Артур бы скорее всего вел себя также. Только он…
Смахиваю мысли, иначе не выстою здесь.
—Как он, сынок?!— тут же сдвинув брови, спрашивает отец Абрамова.— Машина двигалась на большой скорости.— мать прищуривается, а Панкратова застыла в ожидании: — Врачи сделали все возможное, но…
Говорить это вслух невыносимо.
Подопечный Артура опускает глаза в пол. Я же сглатываю, впиваясь ногтями в ладони, чтобы выдержать. Наивно полагая, что физическая хотя бы на секунду может превозмочь душевную.
—Ты что такое говоришь?!— женщина оказывается неприятно близко и шипит, гневно сверкая глазами: — Мой сын не мог умереть!
Панкратова всхлипывает, пуская слезы, а мужчина прикрывает рот ладонью, грузно опускаясь на стул.
Сдерживаюсь, чтобы не скулить, прикусывая щеку изнутри.
—А что здесь делает…— добавляет женщина.— Настоящая жена вашего сына?!— перебиваю ее, фальшиво улыбаясь ей сквозь слезы.
Я ведь никогда не стану наяву женой…
—Вы это имели в виду?!
У женщины явно челюсть готова сорваться к полу, но она лишь хмурится, переводя взгляд на мою бывшую подругу.
—Ах да! Бывшей жене здесь делать нечего! Учитывая нашу последнюю встречу, вряд ли мой мужчина хотел бы ее видеть.
Господи, я правда сойду с ума без него…
Не представляю, почему говорю с этим зверьем. Но то, как я цепляюсь за этот разговор, чтобы абстрагироваться, чтобы не показать истинной боли и того, как рвется моя душа, удивляет саму себя.
—Что ты несешь?!— шипит Панкратова: — Процесс еще идет!— с триумфом добавляет.
Максим сжимает кулаки.
—Адвокат Артура Александровича подтвердил, что судья закрыл дело незадолго до того, как случилось несчастье. Он не является отцом Мии Ризановой, не является вашим супругом. Имущество, оформленное в браке принадлежит ему.— отвечает, глядя на нее.
Она злостно сверкает глазами, а слезы тут же прекращается.
Тварь.
—И еще кое-что… Максим делает шаг ближе: — Экспертиза пока ведется, однако, отказ тормозов — это не техническая поломка автомобиля.
Поворачиваюсь на него в шоке. Когда он успел…
—Немедленно выведи эту женщину! Это семейные разговоры!— приказывает Ирина Романовна Максиму.
Это отрывает от удивления и восхищения человеком Артура, заставляя усмехаться.
—Скорее выведут вас, нежели меня.— уверенно звучит голос, как-будто не свой.— Ира, перестань, такое горе!— тут же вступает отец Абрамова: — Катерина, езжай к Мие, она очень ждёт!— указывает второй стерве.
—К сожалению, девочке не удастся увидеть мать…— откашливается Максим.
Вижу как с другой стороны коридора к нам направляется несколько человек в полицейской форме и один без нее.
