—Отец выплатит всё, что вы потребуете,— пролепетала Габриэла.— Только не бейте меня, прошу вас!— И слёзы потекли по её уже грязному испуганному лицу. Она всхлипывала, поглядывала на сидящего с опущенной головой дона Атилио, который не осмеливался поднять глаза, чтобы посмотреть, в каком ужасном положении он находятся.
—Поехали!— Крикнул Ариас, хлестнул мула Габриэлы.
Впереди ехал Ариас, за ним Габриэла и дон Атилио, замыкали кавалькаду Алесио и Пахо. Последние ехали рядом, тихо переговаривались, держа оружие наготове.
Они договорились, что называть будут друг друга односложно, что должно избавить их в случае провала от подозрений.
Отъехав миль на пять, путники остановились на холме, возвышавшемся среди подобных пониже. Кругом простирались предгорья, поросшие не очень густым лесом. Некоторые деревья сбросили листву и стояли голые, другие даже цвели. Видно было далеко. Чуть правее, виднелось небольшое селение, белевшее выбеленными стенами мазанок.
—Па,— обратился Ариас к негру.— Завяжи глаза нашим пленникам. Им нет надобности смотреть на дорогу.
—Далеко вы нас повезёте?— спросил тихо дон Атилио.
—Очень далеко, дон. Так, чтобы твои ищейки вас долго не обнаружили.
—А с выкупом как вы донесёте до места?
—Не твоего ума дело, дон. Сиди, молчи и не трепыхайся.
К вечеру расположились в глубоком овраге, заросшем густым кустарником и высокими деревьями с тонкими стволами, увитыми лианами и ползучими растениями. Пахло прелью, сыростью, найти сухое место оказалось делом нелёгким.
—Если ещё раз обмочишься, сеньорита, будешь бита!— со смешком проговорил Алесио, помогая снимать сеньориту с седла.— Пойдёшь обмоешься, и чтоб от тебя не воняло.— И он сально хлопнул девушку по ягодице.
Ручей, протекавший по дну оврага, был узкий, с холодной водой.
Габриэла едва могла передвигаться на болевших ногах. Всё тело было разбито, болело, ныло, просило мягкой постели, хрустящих простыней. А тут такой позор, ужас! Её просьбы остановиться и оправиться не имели успеха. И теперь она вся мокрая, вонючая, должна сама всё выстирать, высушить, а тут ещё этот мулат со своими грязными лапами, нахально ощупывает её трепещущее тело, тело предназначенное для благородного мужчины. Для благородного?
Она вспомнила вялые протесты дона Атилио, его смиренные слова. Но и у неё быстро пропала охота выставлять свои требования и просьбы. Эти люди её не поймут. Но что они задумали? Неужели только выкуп их интересует?
Все эти мысли трепетной волной проносились в её мозгу. Она пыталась, но не находила объяснения столь внезапному изменению её судьбы. Какой злой рок опустил её в эту грязную зловонную яму, когда она чувствовала себя такой счастливой, в безопасности, окружённой любовью и уважением.
Она неумело пыталась отстирать платье, кружевные панталоны, уже здорово потерявшие свою белизну и былую свежесть. Она боязливо озиралась, всё ожидая этого ужасного мулата с его отвратительными губами и похабной усмешкой. Но никто не тревожил её одиночество. Только близкие голоса доносили до девушки обрывки разговора ни о чём.
Она долго обнюхивала выстиранное платье, панталоны, полностью избавиться от отвратительного запаха она не смогла, и страх опять охватил её. Она в отчаянии села прямо на жирную землю, слёзы заструились из глаз.
Мысли о побеге даже не приходили ей в голову. Куда бежать, когда она и понятия нанимала о направлениях. А ноги уже сейчас побаливают, а прошла она всего-то пятьдесят шагов по земле. Где её туфли? Да и чем они могли бы ей помочь в таком лабиринте троп, каменистой земли и кучах упавших деревьев, сучьев, переплетённых ползучими растениями с колючками и шипами.
—Эй! Сеньорита!— Голос мулата подбросил Габриэлу с места. Она заметалась, собираясь одеться.— Где ты задевалась? Иди сюда, крошка! Ты уже искупалась или нет? Поторопись!
Она торопливо ещё раз оплескала себя, надела холодное мокрое платье н поспешила к костру, мечтая о мягкой постели и вкусном ужине.
Алесио придирчиво оглядел девушку.
—Думаю, у тебя хватило ума не думать о побеге? Молодец,— похвалил он, заметив её скромный кивок.— Садись и поешь. Это не то, к чему привыкла, но другого нет и не будет.
—Я не могу есть,— тихо ответила Габриэла.— Слишком устала, и аппетита совсем нет.
—Твоё дело, крошка! Больше предлагать не буду,— и с этими словами мулат разломил лепёшку на три части и передал товарищам.
—Надо укладываться,— распорядился Ариас.— Па, посмотри, как связан дон, а ты Ал, присмотри за сеньоритой.
Мулат гоготнул довольно, перекатился к Габриэле, запустил руку под подол. Она взвизгнула, отскочила, но тот придержал её за голую ногу.
—Погоди, крошка! Не думаешь ли ты, что сумеешь сберечь себя до самой смерти? А ведь ты предназначена для этого,— он полез лапать её под подолом.
—Пусти, свинья, подонок! Помогите!
Серия звонких пощёчин прервала её крик. Она затряслась в рыданиях, а Ариас строго, но тихо проговорил:
—Оставь её, Ал! Хозяину это не понравится. А он шутить не любит.
—Ладно, крошка! Я подожду. Мне не к спеху. А вот связать тебя придётся.
Он старательно связал ей руки тонкой верёвкой, конец которой привязал к стволу тонкого дерева. Свободным концом плотно обмотал ноги, не упустив возможность пропустить руку между ног. При этом он довольно скалился, гоготал, посматривал в сторону лежащего дона Атилио, который уже был связан и ворочался, скрипел зубами, но молчал.
Деревня была в сонном оцепенении, жара всех загнала по хижинам. Лишь собаки встретили Хуана ленивым лаем, подняв усталых крестьян с жёстких постелей.
Староста деревни встретил юношу на пороге своей хижины вопросительным взглядом. Хуан слез с мула, поприветствовал хозяина, вошёл в тень соломенного навеса, выпил воды, огляделся.
—Что скажешь, хозяин?— спросил Хуан, видя, что метис молчит.
—Я жду ваших слов, сеньор,— ответил метис, выпустил струйку дыма изо рта и опять настороженно ждал.
—Я тороплюсь, сеньор,— молвил Хуан, не желая попусту тратить время.— Хотел бы ускорить отправку скота в условленное место. Это возможно?
—Деньги у вас есть, сеньор?— несмело спросил метис.
—Я не нарушаю своего слова, староста. Как договаривались. Только свиней брать не буду. Они очень медлительны в перегоне. Овец, коз, мулов, ослов и коров могу взять, сколько предложишь.
—Когда сеньор хочет уходить?
—Чем скорей, тем лучше. Лучше всего завтра. На рассвете.— Хуан пытливо смотрел в морщинистое лицо метиса.
—Трудное дело, сеньор, можем не успеть.
—Набавлю по два мараведи за голову, хозяин. Поторопилюдей и направь погонщиков. И мне необходим один парень, надёжный, молчаливый и преданный. Плачу хорошо. В обиде не будете.
