—Я попробую, сеньор. Идите в дом, жена накормит вас.
—Нет, хозяин. Я хотел бы вначале искупаться в речке. Пыль на мне, пот! А хозяйка пусть приготовит что-нибудь перекусить. Я скоро. Прими мула.
Хозяйский сын с готовностью занялся животным. Хуан спустился к воде и с наслаждением разделся, не заботясь о том, что его могут видеть.
Он жадно поел кукурузную кашу с горкой трав и варёной морковки, приправленной жгучим перцем, парой больших помидоров и мелких плодов, похожих на сливы, но с более плотной мякотью. Пара бананов дополнили его обед.
Под деревом уже сидели старейшины, ожидая переговоров.
Хуан не хотел сильно давить на селян. Торговался лишь для вида. И почти во всём уступил метисам. Они были довольны, пытались скрыть, но блеск серебра не смог сдержать их оживление.
Староста тщательно и медленно пересчитал монеты, посмотрел на старейшин с видимым удовольствием. Те ответили согласными кивками.
Староста, его звали Элеутерио, вытолкнул вперёд юношу лет девятнадцати с широкими бронзовыми скулами, узкими, слегка прикрытыми глазами и гладкими черными волосами под грязной выцветшей лентой домашней вязки.
—Это мой племянник, сеньор. Его зовут Лало. Можете им располагать полностью.
Хуан протянул руку юноше, тот смутился, но ответил. Они обменялись рукопожатиями, Хуан сказал коротко:
—Будешь хорошо служить — получишь много денег, Лало. И поменьше разговоров.
—Сеньор, он не любитель болтать. А теперь вы от него и слова не дождётесь.
—Для начала возьми реал,— Хуан протянул монетку.— Можешь отнести отцу, но я не настаиваю. Завтра на рассвете выступаем. Будь готов.
Юноша согласно кивнул, не поблагодарил за монетку, но поспешил домой.
Лёгкий туман скрыл гору Пунта, которая доминировала над всей горной цепью. Трое погонщиков, Хуан с Лало, все на мулах, с криками, хлопками бичей тронули около сотни голов разного скота по тропе, указанной Хуаном.
Мулы были нагружены мешками с зерном, мотыгами, верёвками и прочим грузом, необходимым для начала сельских работ.
Хуан торопился. Его голову не покидала мысль о товарищах и заложниках, оставленных там далеко на западе. Он надеялся быть в долине дня на два ранее, но нетерпение подгоняло его, он подгонял погонщиков. Вся вереница животных с шумом пылила по тропам, хватала голодными ртами траву, бежала к встречавшимся ручьям, жадно пила, мычала, блеяла и верещала. Собаки гонялись за отбившимися особями, оглашая дикие окрестности громким лаем.
Два дня спустя вся эта орава скатилась в долину, заполнила её пестротой и радостью свершённого дела.
—Привет, дед Куамуру!— приветствовал индейца Хуан.— Принимай народ! Шалаши построил? Вижу, вижу! Хорошо! Готовь обед. Зарежь одного барана похуже и замеси тесто. Мы скоро вернёмся с речки.
Индеец в изумлении взирал на внезапную суматоху. Собаки, измученные долгим переходом, легли, высунув языки, всё же не спускали глаз с животных, разбредшихся по долине в поисках еды.
—Два дня хватит для восстановления животных?— спросил Хуан у Лало.
—Да, сеньор,— коротко ответил юноша.
Они почти сутки гнали скот одни. Погонщики вернулись назад раньше. Хуан не хотел, чтобы много народа знали его местонахождение. Правда, трудно предположить, что метисы не догадаются об этом сами.
Индеец бодро сгружал грузы с мулов, тут же готовил на костре лепёшки и ясно показывал, что очень рад обществу.
Хуан удивился, как старик так быстро приготовил кусок земли для огорода. И сейчас Лало возил бурдюками воду с речки, поливал землю, куда посеяли семена. Посадили с десяток кустиков бананов, клубней маниоки и зёрна кукурузы.
На следующий день к полудню все увидели на краю долины группу всадников. Один из них махал цветным платком, и Хуан мог готовиться к приёму новых гостей.
Они долго спускались по крутой тропке, ведя животных в поводу. И час прошёл, прежде чем все пятеро оказались на месте.
Хуан не стал прятаться. Он стойко встретил удивлённый измученный взгляд Габриэлы. Её вид ужаснул юношу. Он никак не предполагал, что девушка будет выглядеть так страшно.
Грязное изорванное платье, измазанное потёками пота лицо, осунувшееся, искусанное мошками, поцарапанное, оно было совсем не такое привлекательное, каким он знал прежде. И особенно поразили его босые ноги в ссадинах, царапинах, покрытые пылью и грязью. Девушка с трудом держалась на ногах.
Она с изумлением взглянула на Хуана. Её бледное лицо побледнело ещё сильнее. А Хуан почти безразлично смотрел на неё, совершенно не испытывая того трепета, что раньше, когда она была в блеске своего положения.
И тут же подумал с некоторой долей удивления: «Как богатство ослепляет простого человека! А вот стоит перед тобой замызганная, истерзанная, измученная, и нет больше того ореола святости! Всё исчезло, испарилось, словно ничего и не было в этой девке.»
Эта мысль как-то взбодрила Хуана. Он без смущения продолжал изучать девицу, ожидая её первого шага. И она спросила тихо, испуганно и, как показалось, с надеждой:
—Это вы? Неужели? Уму непостижимо! Дон Хуан?
—Вот так, сеньорита,— чуть ли не смиренно отозвался Хуан.— Вы и не могли даже во сне представить себе, что такое может произойти с вами, повелительницей и вершительницей судеб других людей.
—Что это значит, дон Хуан? Вы можете мне пояснить? Зачем всё это?
—Это не моя задумка, сеньорита. Я лишь согласился помочь одному хорошему человеку и исполняю его волю.
—И для этого вам понадобилось так мучить невинного человека? Мои родители с ума сходят, не зная, что со мной, где я! Ужасно! Как вы дошли до такого?! Господи! Вразуми, направь и помилуй!
—Мне, сеньорита, поручили показать, как ужасно быть рабом. И теперь у вас будет возможность самой почувствовать, на своём изнеженном теле, как мучительно быть рабом.
—Я белая девушка! Кто посмеет меня такому подвергнуть? Это бесчеловечно, жестоко! Боже! Смилуйся над рабой твоей! Избавь от напасти!— И она истово воздела руки к бледному небу.
Хуан с интересом смотрел на эту измождённую девицу, вспоминал её жестокость и то выражение лица, которое он наблюдал. И теперь эта же девушка молит Господа помочь ей не испытать того, к чему принуждала других сама. И он, подождав, когда она передохнёт, сказал:
—Сеньорита, наверное, забыла, как сама обрекала рабынь на смертные муки.
Страх метнулся в глазах Габриэлы. Она ещё сильнее побледнела, уставилась на Хуана, губы пролепетали с иными интонациями:
—Дон Хуан, что вы собираетесь со мной делать? Вы ведь не станете принуждать меня жить в этих ужасных условиях? И прошу избавить меня от гнусностей этого мулата,— и она кивнула в сторону Алесио.
Хуан не отрывал глаз от лица девушки. Его юного опыта оказалось недостаточно, чтобы разобраться в этой девице. И в душе его что-то дрогнуло.
