Ещё до полудня Хуан на востоке заметил белые облака. Они быстро сгущались, темнели. Вскоре блеснула молния. Грома ещё не слышно, но шквал и дождь обещались.
Страх и надежда одновременно обуяли путников. Лишь Ариас был равнодушен ко всему. Он ещё больше осунулся. Глаза ввалились, лицо ещё сильнее посерело. Хуан был уверен, что до утра друг не дотянет. Господь торопится призвать его к себе.
Волнение усилилось, хотя ветер ослабел почти до штиля. Хуан заметил далеко за кормой сильную рябь. Это шёл шквал. С помощью Пахо с трудом спустили парус, и только успели его укрепить, как с сильным гулом на них обрушился шквал. Тучи водяной пыли захлестнули каноэ. Тотчас волнение заметно усилилось. Волны с каждой минутой повышались. Каноэ уже наполнилось водой, Ариас почти плавал в ней, содрогаясь от сильнейшего кашля.
—Черпай воду, Пахо!— закричал Хуан, отыскал пустую скорлупу ореха и с остервенением начал работу. Пахо не отставал.
Полил дождь. Он был плотным, тугим и сёк немилосердно. Хуан с Пахо пытались наполнить скорлупки, но это им не удавалось. Пыль и пена постоянно носились в воздухе. Пришлось бросить эту затею. Они просто подставляли лица под ливень, ловили жадными ртами струи живительной влаги и глотали.
Неизвестно, сколько прошло времени, но вдруг шквал унёсся вдаль, дождь быстро перерос в моросящий. И Хуану с Пахо удалось только несколько глотков воды собрать в скорлупы орехов.
Ещё минут десять — и дождь прекратился вовсе. Ветер утих до слабого, лишь волны ещё гуляли по простору моря, напоминая о тех жутких минутах, когда каноэ было на волосок от гибели. Но и сейчас оно едва держалось на плаву, наполненное водой.
—Брось всё, Пахо! Выливаем воду из лодки!
Хуан пригоршнями и скорлупами выплёскивал воду. Постепенно лодка поднималась над водой. Временами волна накрывала пенным гребнем лодку, и приходилось начинать всё сначала.
На Ариаса никто не обращал внимания. Он лежал без движения, слегка покачиваясь в воде. Бледное лицо неподвижно смотрело в небо. Глаза были полузакрыты и неподвижны.
—Сеньор!— Тихо позвал Пахо и указал глазами на Ариаса.— Видно, помер!
Хуан подлез к другу. Осмотрел его, покачал головой.
—Отмучился, бедолага! К этому шло! Эх!..
Живые в молчании стояли на коленях перед трупом. Они то ли молились, то ли представляли, как через два дня сами будут такими недвижными трупами.
—Ладно, Пахо! Что тут поделаешь? Надо похоронить его.
—Похоронить? Где же, сеньор?
—В море, Пахо. Таков обычай. Груза у нас никакого нет. Придётся спихнуть так. Прости нас, Ариас, раб божий! Ничего больше не можем мы для тебя сделать. Помоги, Пахо, а то я обессилил. Стоп, погоди!
Руки Хуана ощутили что-то твёрдое за пазухой грязной рубашки. Он вынул тряпочку с монетами. Там были и два перстня. Хуан их узнал. То были драгоценности из его шкатулки. Хуан многозначительно посмотрел на Пахо. У того глаза округлились, в них читался страх.
Хуан вздохнул. Губы сжал, на щеках появились желваки. Потом он неохотно ощупал всю одежду Ариаса. Больше ничего не было.
Сильно побледневший Хуан молча кивнул Пахо. Они в молчании поднатужились и перевалили тело мулата через борт. Оно с всплеском неторопливо исчезло в зеленоватых водах моря.
Они оглушённые сидели по пояс в колыхающейся воде. Потом так же молча принялись выплёскивать воду из лодки. Работали медленно, словно придавленные грузом.
Когда воды в лодке почти не осталось, Хуан расправил парус на рее, подтянул шкот, посмотрел на солнце, опять палившее с неба. Местами заполненное облаками небо голубело в вышине. Покачал головой, заметив исчезновение рулевого весла.
—Вот, Пахо, и остались мы одни. Дойдём ли мы до земли? Бог только может это знать, но и мы должны что-то для этого делать. Будем для начала питать надежду. Другого нам не остаётся.
Они устроились в тени паруса, молчали, уйдя мыслями в себя. Жажда пока их сильно не мучила, но голод с остервенением набросился на их желудки.
Задремав, убаюканные качкой и монотонным журчанием воды у бортов, они не следили за морем. Было уже безразлично, куда, в каком направлении движется каноэ. И только случайно открыв глаза, Пахо вдруг закричал:
—Сеньор! Судно! Глядите!— вскочив на ослабевшие ноги, указал направление.
Медленно встал и Хуан. В миле от их лодки, обгоняя её, проходил небольшой двухмачтовик с косыми парусами.
Они замахали руками, закричали. Потом, обессиленные, упали на дно лодки, продолжали следить за удаляющимся кораблём. Вдруг Хуан молвил, приподнимаясь на руках:
—Пахо, они ложатся в дрейф! Они нас заметили! Мы спасены!
Они опять вскочили, впившись глазами в паруса, которые медленно поворачивались, обезветриваясь. Судно резко сбавило ход. С борта быстро спустили шлюпку и две пары вёсел дружно ударили по воде.
—Кто такие?— прокричал на испанском человек на носу.
—Потерпевшие,— ответил Хуан так тихо, что его никто, кроме Пахо, не услышал. Волнение душило его. Спазм схватил за горло и не давал говорить.
—Мы потерпевшие!— помог Пахо.— Бежим от индейцев! Спасите нас!
Шлюпка лихо подлетела, борта глухо стукнулись.
—Пить и есть, сеньоры!— прохрипел Хуан.
Им дали по фляге с разбавленным вином. Жидкость с трудом проникла в горло, тотчас смочив внутренности, оживив их. Стало легче. Потом им протянули по банану, а рулевой напомнил назидательно:
—Не торопитесь, ребята. Есть ещё для вас,— он передал через матроса ещё два банана, заметив строго: — Больше нет и нельзя. Потерпите. Эй,— повернулся он к матросам.— Берите на буксир. Потащим к судну. Каноэ хорошее.
Жгучая боль скрутила животы наших бедных моряков. Но это продолжалось 'не очень долго. Вскоре боль прошла, и опять заныл голод. Но фляги ещё хранили остатки благостной влаги. Они жадно выпили всё до капли.
Испанец на румпеле всё допытывался у Хуана об их злоключениях. Тот не очень охотно отвечал, стараясь ничего не говорить конкретно. Придумал крушение их судна, где он был боцманом, вблизи острова Сент-Кристофер. И историю с индейцами и гибелью товарищей.
—Вы куда направляетесь, сеньор?— спросил Хуан.
—Сначала зайдём в Сан-Хуан, потом пойдём на Кубу.
—И вы сможете доставить нас на Пуэрто-Рико, сеньор?
—Это решит капитан. Я всего лишь боцман.
Небольшое судно шло с грузом из Куманы с заходом на мелкие острова Малых Антил, где изредка селились испанские поселенцы.
Капитан, он же и владелец судна, встретил наших горемык довольно приветливо. Представился доном Фортунато Гомесом. Ему было лет под пятьдесят, но выглядел он старше. Всё лицо в морщинах, неизменная трубка в зубах с вонючим табаком. Совершенно лысая голова и шикарные усы чёрные, без единого седого волоска. Он был худ, костляв и не выше Хуана. Оглядел Хуана, спросил сурово:
