—Этак мы скоро побываем во многих армиях этих земель!— мрачно пошутил Демид, усаживаясь на телегу с ещё пятью бедолагами, которых удалось завербовать.
—Знать бы хоть, в чьих рядах будем находиться!— усмехался Карпо.
—Какая разница! Мне всё едино, когда за душой ничего не осталось! Будь они все прокляты, басурманы!— злился Омелько.
—Они тож христиане,— заметил Демид безразлично.
—Но лучше ли они татарвы, если такое учиняют со свободными казаками?— ответил Карпо. Он был зол и готов совершить необдуманный опрометчивый поступок.
—Слыхал, что тут идёт постоянная война между католиками и их противниками,— заметил Ивась неожиданно.
—Ты-то откуда об этом знаешь, хлопец?— спросил Демид с интересом.
—Девка мне поведала,— смутился Ивась.
—Как же ты её понял, сосунок?— зло спросил Карпо.
—Сам не знаю, но понял.
—Небось скучаешь по мягким телесам, Ивасик?— продолжал издеваться Карпо.— Теперь долго поститься придётся, ха!
Прошли два дня пути, на протяжении которых их почти не кормили, лишь поили в частых деревнях, мимо которых проезжали телеги. Эти телеги медленно наполнялись новыми рекрутами, и теперь у сержанта с его солдатами было почти три десятка новых солдат для какого-то князька.
Обоз прибыл в лагерь, где стояли палатки, рядами поставленные вокруг большой палатки полковника.
Всех новобранцев распределили по ротам и тут же принялись муштровать, обучать приёмам военного строя, ружейным приёмам, рытью окопов и установкам туров.
—Проклятье!— ругался Демид каждый раз, когда выдавалась свободная минутка и можно было перемолвиться лишним словом с товарищами.— Скоро ноги перестанем поднимать при такой жратве! Сбежать бы, да что толку! И куда теперь податься без денег, без коней.
—А поймают, так выбьют все мозги из голов и мясо на костях не останется,— добавил Омелько.
—Тогда надо ждать военных действий,— заметил Демид.— Тогда будет легче скрыться. К тому же к тому времени мы уже должны знать много слов этой тарабарщины.
—Знаете, что я подметил,— молвил Ивась, оглядываясь, словно его могли подслушать.— Здесь каждый старается сделать вид, что ничего не усваивает. Прикинуться дурачком, значит.
—А что? Может, так и выгоднее. Пусть не знают, что мы достаточноумелые воины,— предложил Омелько.
—Это ты-то с Ивасиком умелые?— хохотнул Карпо.— Вам ещё постигать и постигать эту науку. Правда, Ивась берёт ловкостью и вёрткостью. Но этого маловато.
—Ладно вам ссориться,— остановил друзей Демид.— Во всяком случае, я бы согласился с Ивасиком. Дурнями легче прожить в таких делах.
—Интересно, к чему нас готовят. К парадам, что так муштруют? Или они думают, что одним строем можно победить врага?— Карпо презрительно сплюнул в пыльную землю.— Уйти бы поискать жратвы, хлопцы?
—Батогов только и наешься,— усмехнулся Омелько,— сам бы пожевал чего. Только и остаётся вспоминать, как нас Иван кормил. Благодать!
—Лучше не вспоминать,— протянул мечтательно Ивась.
Однако уже через пару дней, Ивась ночью в палатку пролези подсунул к Карпу что-то твёрдое. Тот заворочался, но Ивась прижал ему рот рукой. Зашептал на ухо, притиснувшись поближе:
—Тихо! Это каравай хлеба. Спёр! Разделим на всех!
Это событие подняло всех шестерых солдат палатки. Хлеб тут же исчез в жаждущих ртах, только бульканье воды потом нарушило тишину ночи.
—Теперь я могу часто таскать хлеб,— шептал Ивась, гордясь своими успехами.— Только бы не пожадничать. Помалу — оно незаметно.
—Как же это тебе удалось?— с загоревшимися глазами спрашивал Омелько
—Лучше тебе не знать, а то я тебя знаю. Полезешь и попадёшься. Там у хозяйственной палатки собака. Кстати очень злая.
—А как же ты?
—Сумел! Уметь и это надо, друг. Потом, может, и ещё чего добуду. Подумываю об офицерской палатке. Вот бы куда пролезть! Да больно боязно.
—Да!— мечтательно протянул Омелько и зажмурил глаза.— Хорошо бы, да лучше синицу в руке, чем журавля в небе.
Два-три раза в неделю Ивась таскал по караваю. Иногда удавалось стащить приготовленный для сержанта пучок лука или несколько яблок. Но это было редко, и казаки довольствовались малым.
А лето уже вступило в свои права. Было жарко, частенько шли дожди, а в лагере чувствовалось скрытое движение.
—Чует моё сердце, что скоро мы выступим в поход,— сказал однажды Ивасик.
—Что-нибудь подслушал?— заинтересовался Демид. Он лежал в палатке и всё думал, как избавиться от этой проклятой службы.
—Я ведь немного понимаю, стараюсь почаще крутиться возле офицеров.
—За что и получаешь оплеухи,— беззлобно заметил Омелько.
—Будто нам не привычно. Зато можно многое узнать. Они считают меня чем-то вроде мула, не способного понять, что они говорят.
—Ладно, не тяни. Что удалось узнать?— Карпо оживился, приподнялся на локте и уставился в темноту палатки.
—Говорят, что через несколько дней идут в поход. Вроде на «зюйд». А с чем его едят — ещё но успел определить.
—По-моему, так здесь называют юг,— отозвался Демид,— Интересно! И с какого боку теперь это есть?
—В то же время, как мне казалось они спорили, чтонаправление может поменяться на другое. Демид, что такое «вест»? Это слово они часто упоминают в разговорах.
—Хрен его знает, эти слова! Надо у наших товарищей попробовать разузнать. Они должны нам помочь. Да и вообще, пора учиться понимать этих немцев. Без этого нам отсюда не выбраться.
После долгих попыток, один немецкий солдат всё же пояснил, как называются части света. Так казаки узнали, что «вест» — это запад.
—Стало быть, мы ещё дальше можем удалиться от своей земли! Это совсем мне не по душе,— Карпо сердито отвернулся от тихо говоривших.
Омелько кивнул на казака, проговорил пренебрежительно:
—Он так полагает, что нам дюже это нравится! Это и вовсе плохо!
—Что бы мы не говорили, не рядили, а сделать ничего не сможем,— с досадой заметил Ивась.— Что толку в наших разговорах? Где нам найти защиту и деньги? То, что нам обещают заплатить, не хватит и на неделю, а до родной земли ещё сколько переть!
—Закрой пасть, дятел!— повернулся Карпо.— Только тебя тут не хватало с твоими вороньими карканьями! Замолкни!
Казаки замолчали, уважив старшего из них.
А через две недели лагерь по тревоге был свёрнут, погружен на телеги и фуры и спешным маршем двинулся пылить на тот самый «вест», о котором столько судачили.
Ивась об этом узнал заранее и умудрился добыть две буханки хлеба. Их незаметно и быстро разделили на шестерых и запрятали по карманам и в мешки, что были с собой. Эти мешки были набиты разным мелким скарбом солдата, припасами для стрельбы и продовольствием на три дня. Так что заметить лишние куски было трудно.
