—В церквах говорят, что это от Бога, Демид,— неуверенно протянул Карпо, перевернулся на спину, положил ладони под голову.
—Думаешь, князья церкви отодвинуты от кормушки? Ничуть не бывало! У этих князей ещё больше накоплено, чем у светских сильных мира сего. Те на войны, наряды и женщин уйму денег тратят, а те копят, сидят на золоте и выжидают. Вот только чего, этого мы знать не сподобились. Это тайна за семью печатями. Нас туда никогда не допустят, Карпо.
—Богохульствуешь, Демид! Услышал бы преподобный отец…
—Не ты ль ему об этом поведаешь?— усмехнулся Демид.
—Хрен он от меня это услышит, Демид! Пусть другого найдёт!
—Потому и откровенничаю с тобой, друг Карпо. Иначе тоска может заесть.
—Откуда у тебя такие мысли, Демид? Ядрёно молвишь.
—Эх! Встречал я как-то одного попа расстригу. Из москалей. Курянин. Многое он мне поведал про свою братию. Жуть! Вроде бы и в Бога они не верят, если их дела проследить. Хуже любого пана. И народишко свой, что на них трудится, мордуют ещё хлеще! Кровопивцы, одно слово!
—Не все же они такие, Демид! Есть и праведники…
—А как же, Карпо. Без этого никак нельзя. В любом деле находятся честные людишки. Но их не так много. Их мало замечают. Может быть, таких даже намного больше, но не они творят жизнь, Карпо.
—А что, люди ничего об этом не ведают?
—Почему? Ведают, да с амвонов совсем другое бают нам. И это сильно в наши души въелось. Трудно вырубить.
—Ты что, Демид?— в голосе Карпо слышались страх, граничащий с ужасом.— Может, ты в Бога не веришь?
—Как же, верю, Карпо. А в людей верить не больно охота. И в Библии об этом много говорено, говорил мне тот поп-расстрига. Да толку мало. Слишком сильно нас подмял Сатана под себя.
—Ну и страсти ты молвишь, Демид! Жуть берёт! Не охота и слушать.
—А мне ничего, Карпо! Я готов слушать умного человека. Одначе слушай, а свой умишко раскидывай. Оголтело ничего просто так в голову и душу не бери. Можно свихнуться не в ту сторону.
—Поди определи эту сторону? Не каждый сможет.
—Не просто, не каждый, а очень редко кто так сможет. Сколько бунтов восстаний бывало по белому свету. И чем они кончались? Или их топили в крови сильные мира, или сами главари превращались в кровопийцев народа.
—А Косинский? Чего он добивался, Демид?
—Вестимо чего! С Ракитным у него заминка случилась. Вот и надумал руками нас, дурней, поправить дела свои. Возвыситься до великих вельмож, думаешь, он не такой, как остальные паны? Просто кишка была тонка, хотел потолщить её с нашей помощью. Да не вышло у него.
—Ты, вроде, рад этому, Демид.
—Не то что рад, одначе не переживаю.
—Чего ж пристал к нему? Вроде жилось тебе в Сечи вольготно.
—Дюже панов схотелось пощекотать, душу потешить хоть немного. Уж больно они обнаглели, Карпо! Противно было.
—Гм. Чудной ты, одначе, Демид. И чего ты теперь задумал?
—Душа ещё горит, Карпо. Не успокоилась. Тянет меня ещё немного погулять по панским маеткам[2], пощипать их усы. Прямо что-то свербит внутрях.
—А Сечь? Мы ж туда прём?
—Сговорю немного казачков, и погуляем малость. Толку никакого, одначе душу успокою.
—Душегубы мы, Демид! Смертный грех на душах наших! Боязно!
—Паны ничего не боятся, Карпо! Вот и нам след их дорожкой двигаться. В Библии упоминается про то. Сказано: зуб за зуб, да око за око! Так что…
Друзья притихли. Карпо никак не мог успокоиться, а Демид отвалился и блаженно закрыл глаза, ловя лицом пятна солнечного света, пробивающегося через листву дерев.
Это был плотный казак с давней щетиной на лице, с отвисшими усами. Небольшие глаза серого цвета смотрели пытливо, настороженно. Прямой нос и чёткие брови делали его довольно привлекательным на вид. Он был среднего роста, но силой, как видно, природа его не обделила.
Карпо был постарше. Он был темноволос, с открытым взглядом карих глаз, худой, жилистый, усы носил покороче, а длинные руки, казалось, ему мешали. Он часто не знал, куда их деть. Лет ему было под сорок, но семьи до сих пор не создал, был недоволен этим, а теперь и вовсе не знал, что делать и куда податься.
Под вечер они оседлали коней, напоили, собрались, а Демид сказал:
—Пока до Сечи дотелепаемся, посетим несколько маетков. До Роси ещё далеко, сторожиться требуется. Времени на это должно хватить, Карпо.
—Мне б несколько сот злотых, и я б обзавёлся бы семьёй,— мечтательно изрёк Карпо.— Думаешь, нам это удастся?
—Как получится, друг. Но, думаю, что вполне получится. На рожон переть не будем, жадность сдержим, тогда можно надеяться на успех.
—А ты не собираешься осесть на собственной земле, Демид?
—Что-то не тянет, Карпо. Кругом паны — загонят в долговую яму — тогда не выбраться, а трястись над каждой копейкой не по мне. Пождём немного.
Они неторопливо ехали по ночной дороге, высматривая огоньки хуторов и маетков.
После полуночи наехали на село, растянувшееся вдоль речки. Демид осадил коня, прислушался.
—Коль ребят не видать, разузнать бы, что за село, есть ли тут пан.— Демид до рези в глазах всматривался в темноту ночи.— Спустимся к речке. Коней напоим, прикинем немного, что делать.
—Село порядочное, Демид,— отозвался Карпо.— Вряд ли оно без пана или его войта. Да где его искать?
—Посмотрим,— неопределённо ответил Демид, слез с седла и повёл коня к реке.
Пока кони пили, казаки стянули сапоги, опустили взопревшие ноги в холодную воду и наслаждались приятным ощущением, расстелив для просушки благоухающие портянки.
—Поехали, Карпо,— молвил Демид и тяжело взобрался в седло.— Устал я что-то сегодня.
—Чего ты хотел,— оживился Карпо.— Последнее время было много дурных дней, а особливо ночей. На сеновал бы щас!
Демид не ответил, толкнул коня пятками и направился к чернеющим хозяйственным постройкам на околице.
—Хорониться не будем, Карпо,— молвил Демид.— Как вчерашней ночью поступим. Кони не заморены, легко укроемся до утра где-нибудь в буераке.
В ближайшей хате подняли мужика. Тот в страхе топтался у плетня.
—Войт, Панове? Это с четверть версты будет,— мужик махнул рукой в направлении речки.— Хата большая, с флигельком. Там остановился пан, его знакомец.
—Он один?— спросил Карпо, наклонившись с седла.
—Со слугой, пан казак.
—Едут в тарантасе или верхами?
—В тарантасе, паны, в тарантасе. Пара сытых коней, паны казаки!
—Бывай, хозяин,— поднял ладонь Демид и тронул коня каблуком.
