—Верно! Хорошо!— и больше ничего не объяснив, удалился на полуют.
Демид тут же стал объяснять друзьям, что он понял.
—А что такое это «сэр», Демид?— спросил Омелько страдальчески.
—Хрен его знает! Вроде так у них принято, вроде нашего пана. Будем так и говорить, а то плеть показывали отменную. Со свинцом. Так что поостерегитесь, казаки.
Подошёл кряжистый матрос с окладистой рыжеватой бородой, толстой короткой шеей и длинными руками с толстыми пальцами. Начал неторопливо говорить им, никто ничего не понял, но потом он ткнул себя в грудь, пророкотав грубо:
—Боцман!
Казаки переглянулись, а этот боцман поманил их за собой. Они спустились на несколько ступеней вниз на самом носу судна и очутились в низком треугольном помещении. Там прямо на полу спали несколько матросов. Боцман ногой поднят одного из матросов. Коротко поговорил с ним и ушёл.
Матрос сонно смотрел на новичков, потом спросил на сносном немецком:
—Из Германии? Откуда точнее?
Казаки переглянулись, а Ивась, превозмогая тошноту ответил:
—Нет, сэр. Мы с Руси, с Украины. Мы казаки.
—«Сэр» нужно говорить только начальникам,— заметил матрос.— А нам это ни к чему. Что такое Украина? Никогда не слышал.
—Страна такая. Далеко на востоке. Река Днепр, слышал?
Матрос отрицательно качнул головой.
—Ладно, оставим это. Значит так, ребята. Вы на английском судне. Мы скоро придём в Англию. И вы должны будете работать палубными матросами в моей вахте. За любую провинность будут нещадно бить. Потому не огрызайтесь, не советую. Берегите шкуру и зубы. Особенно берегитесь боцмана. И второй помощник капитана большой любитель зуботычин.
Казаки переглядывались. Многое они не понимали, Ивась пытался им всё растолковывать, но и сам не всё уяснил. Матрос устал, жестом показал на голый грязный пол, коротко бросил:
—Часа два можно спать. Потом наша вахта. Смотрите, что делают все, то и вы поспешайте.
Через две недели судно встало на якоря на рейде какого-то порта. В туманной дымке был виден городок, в порту стояло три судна, и на рейде покачивался ещё один корабль.
Было часа четыре пополудни. Матросы готовились съехать на берег. Наши казаки в ожидании распоряжений топтались у штормтрапа, где внизу покачивалась шлюпка.
Тот самый матрос, что говорил по-немецки, сказал казакам:
—Нас отпустят на берег завтра. А пока отдыхайте.
За это время наши скитальцы похудели, огрубели лицами. Длинная щетина покрывала лица. Времени на бритьё у них не было, да и бритв матросы не носили в своих сундучках.
Они были грязными, вшивыми, одежда успела основательно потерять свой первоначальный вид. А ботфорты они предусмотрительно не носили. Их берегли для берега. Правда, пришлось за всё это здорово повоевать. Синяки у многих до сих пор не сошли, но ботфорты отстояли. И не только их.
Демид постоянно был в подавленном состоянии. Он почти не разговаривал. Даже с друзьями редко заговаривал, больше отвечал односложно.
Смелько наоборот был болтлив, со всеми хотел перезнакомиться, со всеми хотел дружить, опасался попадаться на глаза начальству. Он довольно быстро осваивал речь англичан, в то время как Демид смог запомнить лишь два десятка названий снастей да ещё несколько слов команды.
Ивась, которого теперь звали Джоном, старался во всё влезть, всё разузнать, за что получал по морде чаще своих друзей. Но и речь он осваивал быстрее Омельки. Ему в этом сильно помогал тот матрос, что говорил по-немецки. Его звали Том.
Поскольку Ивась быстро показался начальникам очень ловким и быстрым, то его часто гоняли на марсы, по вантам и реям. Зато он почти не ходил вокруг брашпиля и на остальных тяжёлых работах. И хоть он был худ, лёгок и, казалось, слабоват, тотчас бросался в драку, когда те случались, и не всегда выходил из них побитым.
Над ним часто подсмеивались, потешались, пытались гонять по своим делам. За эти два недели плавания, он уже один раз стоял на руле и за это время ни разу не получил по зубам.
Они трудно втягивались в работу. Морская болезнь сильно вымотала Ивася и Омелько, но теперь они забыли про эту напасть.
И сейчас, стоя у фальшборта и глядя на город, друзья вздыхали, вспоминая былую жизнь. А Омелько, кивнул на город, сказал:
—Нам хоть выдадут хоть немного денег? Иначе за каким бесом нам переться туда?
—Должны дать,— отозвался Ивась.— И так незаконно нас захватили. Что, они вовсе без души?
—Какая душа, когда всё решают деньги,— Демид подал голос, и в нём слышалась затаённая злоба.
Омелько посмотрел на друга, спросил настороженно:
—Ты что-то задумал, Демид?
—Да что тут задумаешь? Ничего в голову за все две недели не пришло!
—Тут можно с тобой согласиться. У меня совсем пусто в голове. Ивась, может, ты что подскажешь? Ты больше разумеешь по-ихнему.
—Скажешь тоже, Омелько! Откуда мне-то что знать. Да и рано что-нибудь сказать или придумать. Без денег ничего не сделать. А где их достать? Мы слишком плохо знаем эту жизнь, Демид.
Друзья понимающе покачали головами. Что они могут ждать от юнца? Только отвести душу.
Они наблюдали, как шлюпка с матросами отвалила от борта. Потом в ялик спустился капитан с сундучком в руках. Два матроса слаженно гребли, капитан сидел на румпеле. Вскоре шлюпка потерялась среди других таких же, и казаки перевели взгляды на корабли, стоящие у причала и на рейде.
Подошёл Том. Он тоже устремил глаза на город. Потом повернулся к казакам и спросил:
—Рвётесь на берег?
—Без денег?— спросил в свою очередь Ивась.— Что там делать?
—Нам тоже ещё не выдали. Завтра обязательно выдадут. Так что можете надеяться, Джон. Несколько пенни и вы получите.
—И что за эти пении можно купить?
Том улыбнулся, помолчал, ответил грустно:
—Согласен, очень мало, но на пиво хватит. Хоть по твёрдой земле походите. И то благо. Ещё успеете покачаться в море.
—Ты не знаешь, куда и скоро ли пойдём снова?
—Об этом может сказать только начальство. От хозяина судна многое у нас зависит. Тут так. Что, когда и куда идти — решает хозяин.
—Команде не сообщают?— всё расспрашивал Ивась.
—Изредка. Это нам не очень нужно знать. Главное, сколько заплатят.
—А собрать хоть немного за рейс можно, Том?
—Так кто устоит от соблазна покутить на берегу? Это немыслимо, Джон!
—Что, семьям так ничего и не достаётся?
—Немного, Джон. Вот я собираюсь повидать жену и сына. Ему уже семь с лишним. Надо оставить им часть заработка, а то всё спущу, как жить будут?
