—Хуан, ты так хорошо бросаешь кинжал? Хотел бы я посмотреть.
—Простите, сеньор! Но этополучилось само собой. Сам не пойму.
—Ладно, Менто. Альгвасилаприглашать не станем. Сами управимся. Когда Луис умрёт, немедленно похоронить на кладбище без обозначения. Всё же он вор, преступник. Его исповедали?
—За падре послали, сеньор,— ответил Менто.
—Это хорошо. Идите! Да, погоди, Менто! Ты деньги Луиса нашёл?
—Нашёл, сеньор. Что с ними делать?
—Давай сюда. Они пойдут на похороны, отпевание и услуги церкви.
—Вот проныра!— ругнулся себе под нос Менто, когда они спустились со ступеней крыльца.— То б мы поминки устроили, а так…— Он махнул рукой, а Хуан подумал, что здесь не очень-то уважают хозяина. Только боятся.
Поздно вечером Луис скончался. Падре Бакирисо торопливо отслужил положенную службу, в темноте три раба быстро вырыли могилу и тут же засыпали тело землёй.
Ромуло подозрительно поглядывал на Хуана и краем уха тот услышал несколько слов, сказанных Макарио.
Хуан понял из услышанного, что теперь у него появился враг, и этот враг весьма мстительный и злопамятный. Юноша заметил Ариасу:
—Чёрт! Вляпался я по самые уши, Ар. Следи теперь за каждым своим шагом, и не выпускай из виду Ромуло.
Ариас как-то странно молчал. Это насторожило Хуана. И он поинтересовался столь странным молчанием.
—Мне надоело, Хуан сидеть здесь, будто я раб! Хочу чего-то нового. Хочу на корабль. Там было много яснее и понятнее. А это Ромуло… С ним можно управиться, Хуанито. Пока он не догадался, что ты кое-что пронюхал.
—Что ты хочешь этим сказать, Ар?— испуганный голос Ивася немного развеселил мулата.
—Пустое, Хуанито! Сам ничего не знаю, но поболтать охота. Слишком много в этот день произошло. Голова идёт кругом.
—Сдаётся мне, Ар, что недолго нам тут осталось прозябать,— сокрушённо проговорил Хуан.
—Что ты надумал?— вскинул голову Ариас.
—Я? Ничего. Но так мне почему-то кажется. Всё к этому идёт.
—Мне этого очень хотелось бы,— вздохнул мулат.
Дней десять спустя Хуан проходил мимо дома хозяина, когда от крыльца до него долетели слова, заставившие его стать, как вкопанному.
—Дон Хуан! Не поговорите ли со мной?
Он не оборачивался, чувствуя, как волна волнения залила его лицо румянцем. Тут же понял, что говорила Габриэла, дочь дона Рожерио.
—Чего вы стали, дон Хуан? Подойдите, а то мне это сделать совсем неудобно! Ну же!
Хуан повернулся, ощутив, что краска покинула его лицо, сменившись бледностью, а волнение поубавилось.
Он медленно подошёл, поклонился, спросил, тщательно подбирая слова:
—Чего желает сеньорита?
—Мне папа рассказал про ваши подвиги. Я имею в виду Луиса, этого грубияна и громилу.
—Что я могу вам сказать, сеньорита? Никакого подвига не было. Я с острым чувством страха защищал свою жизнь.
—Разве можно на расстоянии убить кинжалом, дон Хуан?
—Сам удивился, сеньорита.
—Очень хотелось бы посмотреть, как вы бросаете своё оружие. Покажите!
—Я вовсе не уверен, что у меня получится, сеньорита.
Её глаза улыбались чуть насмешливо, презрительно, но с интересом. Черные блестящие волосы гладко зачёсаны, локоны слегка виднелись из-под лёгкой шляпки с лентами и кружевами.
Хуану вдруг сильно захотелось ощутить её в своих объятиях, сжать, почувствовать биение её юного сердца, вдохнуть чудесный запах духов и чистой кожи и одежды, такой необычной для него и такой притягательной, как и недостижимой.
Видимо, она заметила нечто подобное, улыбка покинула её лицо, оно приобрело жёсткое выражение надменности, и голос, уже требовательный и решительный проник в уши и сознание юноши:
—Не вздумайте перечить мне, юноша. Я этого терпеть не могу. Извольте немедленно показать, что вы умеете со своим кинжалом. Прошу!
Хуан едва заметно скривил губы, вытащил кинжал из ножен, оглянулся.
—Куда метить, сеньорита?
—Хотя бы в это дерево,— указала она пальцем на пальму шагах в десяти.— Или оно слишком далеко?
—Может, и так, сеньорита,— ответил Хуан, начиная немного нервничать.— Я ведь говорил, что не уверен в успехе, сеньорита.
—Хватит болтать! Мне надоело ждать! Бросайте!
Хуан сосредоточился, напустил серьёзность на лицо, метнул. Кинжал мелькнул в воздухе, ударился почти плашмя о твёрдую кору дерева, упал, а Хуан с виноватым видом посмотрел в недовольные глаза девушки.
—Видите, я говорил, сеньорита! И далековато…
—Сама вижу. Не слепая! Ничего интересного.
И, не прощаясь, вильнула задом, удалилась в дом, не удостоив Ивася взглядом своих тёмных глаз.
Хуан проводил девицу напряжённым взглядом. Отметил, что недовольное лицо выглядит непривлекательно, подумал, что она способна на жестокость. И неожиданно юноше представился случай убедиться в этом.
Не прошло и недели, как его возлюбленная негритянка Хавита пожаловалась на очередном свидании, что её подругу должны утром сильно наказать.
—За какие же грехи?— спросил Хуан без особого интереса.
—Разбила любимую чашку сеньориты Габриэлы, когда несла ей молоко.
—Как же её накажут, Хавита?— уже заинтересованно спросил юноша.
—Привяжут голую к столбу на солнцепёке и обмажут патокой. Представляешь, сколько пчёл и всего остального налетит? А муравьи? Их будут толпы!
—Что так здесь положено поступать? Или чашка из алмаза вырезана и пропала целиком?
—Обычная чашка, Хуанито! Только сеньорита привыкла из неё пить молоко.
—Твоя подруга ведь и умереть может!
—А ты думаешь! Я так переживаю, Хуанито! А её друг, мечтающий взять её в жены, может от горя и отчаяния выкинуть самое худшее.
—Кто у неё такой желающий, Хавита?
—Раб в подчинении Ромуло. Венансио зовут. Вот кому позавидовать трудно. А он отчаянный и иногда просто сумасшедший. Я и подруге говорила, что связываться с ним опасно. Да куда там! Любовь!
—Завтра же воскресенье и праздник, Хавита! Какое наказание может быть в такой день?
—Сеньорите особенно такие дни нравятся, Хуан,— строго ответила девушка.
—Такая жестокая? А по виду не скажешь.
—Такая, Хуанито! Ты просто её не знаешь. Правда, бывает и доброй, когда возвращается из города. А она туда ездит каждый месяц. Иногда и чаще. Тогда, по возвращении, дарит нам вещи и по паре мараведи. И два дня ни на кого не обрушивает своего гнева.
