Сеньора Корнелия опять опустила руку на бумаги, помолчала с минуту.
—Здесь письма этого Рисио. Они полны любви, нежности, но всё это оказалось пустыми словами без начинки. Приехав сюда, этот сеньор искал лишь богатую невесту, и я оказалась наиболее наивной и богатой из претенденток. Я ему поверила.
Хуан хотел что-то спросил, но слова не вылетели изо рта. Он продолжал смотреть на донью Корнелию со всё возрастающим интересом. Ариас просто сидел с открытым ртом, боясь пропустить хотя бы слово.
—Родственники, узнав эту историю его отца, так возмутились, что грозили заточить меня в монастырь, если я не порву с ним. Но ребёнок! Он мог сильно повредить не только мне, но и всей родне. И меня отправили в Понсе рожать. Что я и совершила. И с тех пор я живу здесь без поддержки, без родственников и без друзей.
Сеньора притихла, погрузившись в воспоминания. Юноши терпеливо ждали, когда ей опять захочется говорить. И она, вздохнув, заговорила:
—Ребёнок был восхитительным! Я зарабатывала на жизнь обучением детей грамоте, манерам, умению одеваться. Но сколько тут в то время было семей, готовых выкладывать деньги на это никчёмное занятие? Три-четыре. Хорошо, что появился священник только что построенной церкви. Он знал мою родню ещё по Сан-Хуану и проникся моими грехами и положением. Иногда по праздникам приносили мне большую корзину разной снеди, и что-нибудь из подержанных вещей прихожан, жертвовавших на бедность.
И постепенно я осознала, что счастье не в богатстве, не в знатности и блестящем обществе. Стала серьёзно изучать религию, потом познакомилась с одним больным негром, которого хозяин выгнал за ненадобностью. Он жил со мной и многое мне передал из своих африканских тайн, которых у него было очень много. Я увлеклась этими тайнами. Люди стали презирать меня, сторониться, часто ругали, проклинали. Я чуть не угодила на костёр, да священник не позволил свершиться смертному греху, а инквизиция была ещё далеко.
Сеньора Корнелия улыбнулась тихой улыбкой, прожевала кусочек ананаса, облизала пальцы, по которым стекал сладкий сок. Поискала, чем вытереть руку, махнула рукой и аккуратно и тщательно вытерла передником.
—А потом я научилась лечить людей, юноши,— продолжала женщина скрипучим голосом, будто он за эту минуту почему-то изменил ей.— Целых два года ко мне почти никто не обращался из страха или презрения. Но потом постепенно я завоевала доверие. У меня, с помощью того негра, хорошо получалось.
А у одного метиса, появившегося в городе, я научилась собирать травы, многое сама додумала и теперь я вполне сносно живу, воспитываю дочь, ой! Простите! Не дочь воспитываю, а внучку, юноши!
—А дочь?— успел спросить Хуан, так и не утерпев от вопроса.
—Моя любимая Томаса умерла при родах. Тут и я ничего не смогла поделать, а мой учитель уже к тому времени помер. Так я и осталась с Эсмеральдой на руках, похоронив дочь Томасу на местном кладбище.— Старуха вновь замолчала, а Хуан осторожно спросил:
—Донья Корнелия, но ваша внучка слишком молода, чтобы быть внучкой того Рисио. О котором вы только что говорили. Как это получается?
Старая сеньора не отреагировала, словно не слышала, и вдруг вскинула голову, пристально посмотрела на Хуана злыми глазами с прищуром. В них светилось такое, что Хуана передёрнуло. Он втянул голову в плечи, побледнел.
Донья Корнелия неожиданно успокоилась, глаза перестали источать яд и злобу. Лицо разгладилось и приняло прежнее выражение.
—Ты прав, Хуан,— смиренно молвила она.— Это совсем другое. Но очень связано с первым. И я хочу договорить.
—Простите, донья Корнелия!— пролепетал Хуан бледными губами.— Я не…
—Пустое!— воскликнула старая женщина.— Это я виновата. Но слушайте. Та женщина, дочь, что умерла при родах, была от другого мужчины. Она была от того негра, что жил у меня…
—А как же ваша первая беременность, донья Корнелия?— уже смелее молвил Хуан, но опять испугался.
—Родился мальчик, Хуан. Он был очарователен и очень похож характером и повадками на отца. И я невзлюбила его за это. Он рос без присмотра, рано ушёл из дома, и я до сих пор ничего не знаю о нём,— старуха тяжко вздохнула, незаметно перекрестилась.— Так что можете себе представить, как в этом городе смотрели на меня. В их глазах я была худшей из блудниц. И лишь страх перед моими силами позволили мне избежать сожжения на костре.
В лице старой женщины появились черты усталости и смирения. Но Хуану казалось, что это лишь временная слабость. И она может скоро пройти.
—Вот моя прекрасная мулатка действительно умерла при родах. Ей было уже много лет, и роды были трудными. Я едва оправилась от того горя, свалившегося на меня. И тогда я поклялась отомстить тому, по чьей вине страдала моя дорогая доченька. И всю любовь я отдала моей Эсмеральде. Я поклялась, что внучка будет жить иначе, лучше, счастливее, богаче… не материально, а духовно, морально.
—Боже!— Хуан был изумлён и обескуражен.— Сколько всяких тайн, сколь сложной получилась ваша жизнь, донья Корнелия! Мне этого не понять.
—Оно тебе и не нужно, Хуан,— философски ответила старая сеньора.— Я только хотела выговориться, а вы для этого очень подходите, юноши.
—Вы говорите о мести, сеньора. Кому же вы хотите отомстить, если не секрет? Хотя это и не моё дело, и вы вольны не отвечать, сеньора…
—Как раз наоборот, Хуан! Я рассчитываю, что это будет вашим делом.
—Что вы хотите этим сказать, донья Корнелия?— спросил несколько удивлённый Хуан, бросил мимолётный взгляд на Ариаса, который не менее друга ничего не понимал.
—Я хочу, чтобы вы свершили то, что я уже свершить не в состоянии. Сил больше нет, осталось лишь желание, что и держит меня на этом свете. И… ещё Эсмеральда. Ей необходима поддержка, а кто это может сделать лучше бабушки?
—Однако, сеньора, не намекнёте ли вы мне, кто отец вашей внучки?— Хуан сгорал от любопытства.
Старуха долго молча перебирала листы, исписанные поблёкшими чернилами, потом неожиданно сказала:
—Мальчик, тебе необходимо срочно научиться читать и писать. И я этим займусь. Лучше прямо сейчас. И Ариас пусть учится. Ему даже лучше и легче осилить грамоту. Ведь он хорошо, хоть и неправильно, говорит по-испански.
—Зачем это нам, что это может нам дать, сеньора?— Хуан явно не воспринял предложение старухи, а Ариас наоборот, загорелся, что было видно по его лицу, на котором отразились и надежда, и желание.
—Без этого тебе трудно будет продвинуться в жизни, Хуан,— решительно заявила донья Корнелия.— Ты поймёшь это лишь спустя время.
—А тайна, донья Корнелия?— с надеждой в голосе, спросил Хуан.
—Тайна может и подождать, а вот грамота — никак.
Она дрожащей рукой собрала листки, связала их лентой. Удалилась и вскоре вернулась с доской и мелом в руках.
—Эсмеральда работает, а мы посвятим время азам грамоты, юноши.
