—Па-ап?— колокольчик над моей головой звякнул, и я закрыла дверь кофейни.— Это ещё что такое?
—Тебе нравится?— он улыбался, как ребёнок, заполучивший игрушку, о которой давно мечтал.
—Мне-то нравится,— я выразительно изогнула бровь.— Но тебе не идёт.
На отце поверх синей клетчатой пижамы был надет розовый фартук. Безусловно, он прекрасно сочетался с его пижамой, потому что был выполнен в такую же клетку, но… серьёзно? Розовый?
—По-моему, этот фартук дополняет образ,— он вдохновлённо развёл руками, будто раскрывая полы ширмы.— Из этой же ткани мы пошьём скатерти и сделаем миленькие украшения, а из голубой сошьём чехлы для маленьких металлических горшочков, в которые посадим домашние цветы.
—Это всё прекрасно, па, но фартук этот ты носить не будешь.
—Но, Шелли!
—Никаких “но, Шелли”! Надевай свой старый фартук.
—Не могу,— он с серьёзным видом достал из духового шкафа противень со свежими мягкими кренделями и принялся раскладывать их на витрине.— Его собака погрызла.
—Какая ещё собака?!
—Соседская,— он кивнул в сторону окна, за которым виднелась небольшая усадьба местного торговца.— Я когда остатки зачерствевшие в благодельный дом нёс, на меня набросился его монстр.
Я медленно выдохнула.
—Ты не ранен?
—Отбился булками,— пожал плечами отец.— Правда, теперь, кажется, он меня подстерегает.
—Не выдумывай,— буркнула я.— Где фартук?
—Наверху. Да не нужно, я сам…
—Занимайся лучше скатертями,— перебила я.— А фартук завтра же наденешь нормальный!
Папа состроил кислую мину, но тут же его лицо озарила широкая улыбка:
—Миссис Пратчетт!— воскликнул он, когда со звоном колокольчика в кофейню зашла миловидная улыбчивая женщина, чей возраст ещё не позволял называть её “пожилой”, но уже придавал особой солидности.— Вы так вовремя! Сахарные крендельки с пылу с жару!
—Здравствуй, Натанчик,— она состроила ему глазки.— Какой у тебя миленький фартучек сегодня! Тебе очень идёт!
Я закатила глаза, подхватила корзину с грязной формой и, нырнув за прилавок, взбежала по лестнице на второй этаж.
Оказавшись наверху, я первым делом разобрала всё, что мне вручили участники команды. Бумаги разложила на столе по типу: газетные вырезки, анкеты, копии документов, спортивные журналы. Одежду — на софе по сложности загрязнения, пятнами наверх.
Задумалась.
Потом достала из кухонного шкафчика чистящее средство и некоторое время занималась обработкой формы, на которой обнаружились старые, не отстиранные ранее пятна. Поскидала это всё обратно в корзину и пошла в прачечную.
Вернулась, когда уже стемнело. Кофейня была заперта, а отца не оказалось дома. Дом был таким пустым и холодным, несмотря на тёплую ночь ранней осени, что я поёжилась, когда оказалась внутри.
Развесив постиранную форму на плечики вдоль стены, чтобы не мялась, я устало опустилась на стул и погрузилась в изучение бумаг, которые передал мне Дэн. На учёбу времени уже не осталось.
Спустя некоторое время колокольчик звякнул внизу, и я поспешила в кофейню, где на пороге уже стоял, посмеиваясь, отец. Он упёрся рукой в косяк и качал головой:
—Поджидала, тварь. Поджидала!
Он поднял перед собой свой кожаный саквояжик с явными следами укусов. Я включила свет. Отец поднёс к лицу свою ношу, прячась от ярких лучей ламп.
—Драконята плешивые,— выругалась я.— Папа, ты опять?!
—Да я чуть-чуть,— он показал пальцами, насколько мало он сегодня выпил по официальной версии, но я чувствовала запах эля даже с другого конца зала.
—И как тебя угораздило?— я взяла папу за плечо и подтолкнула его внутрь зала, после чего заперла за ним дверь.— Опять дядя Матео тебе работать не давал?
—Да тут уже не было никого,— вздохнул папа и облокотился о стойку возле кассы.— Выпили по кружечке, пока все посетители не разошлись…
—Они разбежались от его громкого хохота,— проворчала я.— Пойдём спать, нам завтра рано вставать.
Я потянула его за руку, но папа заметил недомытое пятно на одном из столов и, освободившись из моего захвата, пошёл к раковине за тряпкой и чистящим средством.
—И где вас носило?— спросила я, осматривая саквояж. Хотя сумка была безнадёжно испорчена, внутри почти ничего не пострадало. И что меня особенно порадовало: кошелёк был цел и даже не пуст.
—То там, то сям,— отец склонился над столом и стал тереть с особой тщательностью. Потом взмахнул тряпкой и театрально откинул волосы назад:— Ах, Шелли! Ты только об учёбе своей думаешь, а луна сегодня такая красивая, висит прямо над Храмом Золота, отражаясь в мерцающих водах Стремянки…
—Ничего себе вы в загул ушли!— протянула я.— На набережную?
Папа усмехнулся и вернулся к пятну. На лице его при этом застыло мечтательное, даже счастливое выражение. А я села за стол и со слабой улыбкой покачала головой.
У всех отцы как отцы.
А у меня… вот это чудо.
Глава 2
Мишель Миллерс
Я резко положила руку на будильник и едва сдержалась, чтобы не пронзить его маленькой шаровой молнией. Остановило только осознание, что будильник этот не был творением грозовых драконов, а являлся всего лишь напичканной шестерёнками железякой, и эффективнее будет просто швырнуть его в стену.
Сев в кровати, я с силой потёрла глаза. Встать пришлось на два часа раньше, чтобы успеть в Академию перед первой тренировкой, и веки упорно не поднимались. Держась за стеночку, я вышла из своей крошечной комнатушки в общую комнату, что-то вроде зала, которую также папа использовал в качестве своей спальни. С трудом приоткрыла глаз и оценила бардак в комнате.
—Па-ап?— позвала я. С первого этажа донеслось шипение масла на сковороде. Потянула носом. Свежий хлеб и жареный бекон.
Зевнув так сильно, что аж челюсть заболела, я поплелась в ванную комнату, где уже висела учебная форма, постиранная и поглаженная с вечера. Тоскливо посмотрела в зеркало на синяки под глазами. Что ж, прекрасно. Идеальный внешний вид, чтобы создавать впечатление самого усердного в мире работника.
—Доброе утро, тыковка,— жизнерадостно поздоровался отец, когда я спустилась на кухню, оставив корзину со свежестиранной одеждой у стойки.— Сегодня твой любимый омлет с гренками и беконом… посыпанный кунжутом и,— отец вдохнул аромат пучка свежей зелени,— немного трав из Долины Синих Бабочек. Матео вчера только привёз, пахнет божественно.
Папа посыпал яичницу на тарелке мелко нарезанными травами и, украсив небольшим голубым цветочком, поставил тарелку передо мной.
—Синецвет для того, чтобы головка работала лучше,— он погладил меня по волосам и чмокнул в макушку.
