—Пойдёшь вэтом?— удивляется однокурсница.— Вкомнате форма, надень её. Иначе оштрафуют изаставят переодеваться.
Замечаю, что она вуниформе.
Юбка— карандашная стружка. Белая блузка, галстук ипиджак снашивкой нагруди. Наногах чулки иудобные кожаные туфли.
Взбегаю полестнице навторой этаж. Вшкафу формы нет, авот накресле уокна… Икак яеёпропустил?
Спускаюсь уже одетый, Емельянова терпеливо дожидается удвери.
—Арюкзак стетрадями ипланшетом?— закатив глаза, спрашивает она.
—Занего штрафуют?— уточняю я.
—Нет,— качает головой сожительница.
—Тогда завтра возьму, пошли, иначе опоздаем.
—Завтра начинаются выходные,— вздыхает Емельянова.
—Ещё неначали учиться, ауже отдыхать?— удивился я.
—Аничего, что завтра суббота?— поднимает бровь блондинка.— Даилегче вучебный процесс войти.
—Почему тынеушла, пока япереодевался?— задаю мучающий меня вопрос.
—Чтобы познакомиться,— сосмирением отвечает Емельянова.— Прошение орасселении отменили.
—Что-ж, идём.
Говоря это, выхожу наулицу, радуясь последним солнечным иотносительно тёплым денькам.
Понемногочисленным улицам какадемии стекаются студенты. Щебечут оставшиеся назимовку птицы. Вобщем, одним словом— благодать.
Навходе вздание учебного заведение, меня тормозит староста нашей группы. Невысокая девушка скаштановыми волосами, аккуратным вздёрнутым носиком идвумя хвостами волос наголове.
—Митрофанов, держи, это штраф,— она суёт мне вруки лист бумаги.— Оплата допяти вечера, пока работает бухгалтерия, оплати сегодня, иначе попадёшь наещё один штраф.
Выдав ценные указания, она разворачивается иуходит посвоим делам.
—Тысказала, штрафов небудет!— возмущаюсь я.
—Яисама так думала,— непонимающе хмурится Лиза.— Дай посмотрю.
Передаю ейлист.
—Запорчу газона вовнутреннем дворе академии, зананесение морального ущерба студентам, заприменение разумного оружия без разрешения впротивоправных действиях,— перечисляет она, аеёброви всё поднимаются иподнимаются.
—Было, было, иэто было,— соглашаюсь совсеми обвинениями.
—Надо повесить плакаты: осторожно, злой Митрофанов. Страна должна знать своих героев влицо,— гадко ухмыляется Емельянова итоже покидает меня, оставляя наедине ссобой.
Расписание, наверняка, врюкзаке, рюкзак дома, аэто означает, что…
—Снова потерялся?— комне подходит Лебедева.— Идём, якак раз шла ваудиторию.
—Моя спасительница,— смотрю нанеё собожанием, отчего Лебедева чуть непрыгает вокно.
—Тывпорядке? Опять моя аура? Тебе плохо?— нервно спрашивает преподавательница.
—Нет, никакой магии, как вымогли подумать,— осуждающе кручу головой.— Только светлые чувства, высотою дооблаков.
—Фух…— выдыхает Лебедева.— Видимо, яслишком сильно переволновалась вчера.
—Это был ваш первый раз? Ну, состудентом…
—Нет, конечно,— через пару секунд додевушки доходит, как это прозвучало, иона краснеет, ускоряя шаг.— Невэтом смысле. Просто раньше ученики так наменя нереагировали.
—Правда?— удивляюсь я.— Думал утакой красивой девушки это обычные будни.
—Так, Митрофанов, мытак наурок опоздаем. Оставь комплименты для девушек своего возраста,— пытается изобразить строгость молодая преподавательница, новыходит мило исовсем нестрашно.
—Боюсь, это невозможно…— отвечаю яссожалением.
Мозг тем временем рисует картину. Представляю девушку своего возраста. Вот мылежим назелёном лугу, считая звёзды ивдыхая аромат цветов. Вот нас венчают, затянутый вчёрное священник зачитывает речь.
—Клянётесь ливылюбить друг друга, ивгоре иврадости. Вбогатстве ивбедности. Вболезни ивздравии. Пока ветер неразлучит вас…
Почему ветер?
Ну, вмоих фантазиях вроли невесты выступает глиняная амфора спрахом. Акак иначе высебе представляете девушку четырёхсот лет отроду? Большинство ихних давно стали удобрением, как быэто цинично нипрозвучало. Ате, что покакой-то причине живы, скорее предпочтут пылким речам ицветам пояс изсобачьей шерсти. Пояса уменя нет, хотя может кошачья сгодится?
Сюжет прокрутился вголове засекунду, ияпрыснул отсдерживаемого смеха. Лебедева поняла это посвоему, особенно, когда уменя снова заблестели отслёз глаза.
—Эй-йей, тычего?— вдруг останавливается посреди коридора она иберёт меня заплечи.— Только нерасстраивайся, мыдействительно неподходим друг другу. Тебе семнадцать, амне двадцать шесть. Ктому же, меня уволят… Это недопустимо, имею ввиду неувольнение, аморально-этическую сторону подобной связи.
—Но, Оксана Фёдоровна, получается это неправда?— разыгрываю комедию я, поняв, куда дует ветер.
—Что?— растерянно переспрашивает преподавательница.
—Что любви, покорны все возрасты,— горько выдавливаю я, отворачиваясь, чтобы невыдать ухмылку напол лица.
—Это нетак, но, понимаешь,— она пытается меня повернуть ксебе.
Слава всем богам, мывпустом коридоре, все уже сидят иждут своих преподавателей. Пока ятут пытаюсь получить высшую актёрскую награду вспектакле для одной зрительницы.
Наконец-то справившись, Оксана подозрительно смотрит мне вглаза.
—Антон, тынеплачешь⁈
Ипочему голос такой разочарованный? Леди, может янепервый студент ввашей короткой карьере?
—Япросто смеялся, вспомнив утренний случай,— объясняю Лебедевой, заодно рассказывая оситуации сМальгусом.
Она улыбается, авфинале истории ивовсе звонко смеётся водно время спрозвучавшим звонком.
Входим ваудиторию уже оба вытирая выступившую влагу вуголках глаз исразу попадаем вперекрестие полусотни взглядов.
—Кхм…— Лебедева принимает строгий вид.— Митрофанов, неопаздывай больше, иди насвоё место.
—Понял, спасибо учитель,— направляюсь кВаре, падая рядом.
—Думаю, выуже готовы куроку,— занимая своё место закафедрой, произносит преподавательница.— Пожалуй, мыприступим. Сегодня поговорим опяти величайших одарённых, которых помнит современная история. Каждый изних почти всю жизнь шёл ксовершенству иукаждого есть чему поучиться. Кто мне назовёт все имена? Да, Милонова…
—Алексей Дмитриевич Светлов, попрозвищу Светлый, величайший лекарь вистории. Михаил Антонович Борзых, паладин, прозвище— Молот. Стародубцев Никита Владимирович, прозвище— Старик. Конев Семён Афанасьевич, прозвище— Левиафан. Артур Иванович Быстров, прозвище— Ледяной. Именно эти имена прописаны всовременной истории мира.
—Спасибо, Милонова, всё верно,— ответила Оксана Фёдоровна.— Сколько ихних сейчас живы?
