—Нагоспода бога!— проворчал я, даже несобираясь рыпаться.
—Накакого бога?— настойчиво спрашивает он, сталь тем временем неприятно холодит кожу нашее.
—Макаронного, конечно же,— неперестаю поражаться его тупости икиваю всторону особняка.— Яживу вэтом доме, ачто здесь делаете вы?
Итальянец несколько секунд смотрит наменя, перед тем, как ответить.
—Охраняем,— снисходит ондопояснения.
—Все вместе?— киваю натри машины, изкоторых вывалилось больше десятка рыл.— Спасибо, ноявас для охраны ненанимал.
—Это мой сосед! Отпустите его!— возмущённо вмешивается выходящая издома Лиза.
—Сеньора!— кивает итальянец исмиренно отходит.
—Прости, ради бога,— произносит Емельянова, помогая мне подняться.— Лоренцо очень стыдно, даЛоренцо?
—Si, моя госпожа,— наигранно раскаивается усатый, окатывая меня ледяным игорделивым взглядом.
—Ичего они тут забыли?— ворчу я, направляясь кдому иссожалением рассматривая драные коленки.
—Язаболела ипропускаю первое занятие, совсем недумала, что дома кто-то будет,— нервно щебечет Лиза.
Подхожу кдверям, и, поднимая глаза, нос кносу встречаюсь ктой, кого тут быть недолжно. Остро колет слева вгруди, горло моментально пересыхает.
Призрак воплоти, очередной призрак прошлого.
Высокая статная девушка двадцати пяти лет, спокойное лицо, короткие каштановые волосы доплеч ипустой взгляд. Такой знакомый взгляд. Такой взгляд явидел лишь единожды.
Меня буквально выбрасывает изтела, погружая вводоворот воспоминаний, туда, где всё было иначе…
…
Медленно ворочался внебе огненный шар, перекатываясь иосвещая бескрайние поля иковры густых зелёных лесов. Распускались цветы, тянущиеся ксолнечному свету, пели птицы, горланили петухи.
Мир вэтот час делился надве половины, тёмную исветлую. Ночь отступала, сжигалась огненным клинком ипряталась, растекаясь тенью меж домов, как пролитое молоко промеж половиц, прижимаясь кстенам исгущаясь надне колодцев.
Города оживали, начиналось шевеление, стоило только солнечным лучам пробиться вокна. Люди выходили наулицу, принимаясь заповседневные дела. Открывали ставни пышнощёкие булочники, вставшие нисвет низаря. Гудела типография, откуда воробьиными стайками выскакивали юные почтальоны. Курящие упроходной работники вбелых косоворотках ифартуках, обагрённых тёмными чернильными пятнами, качали головой, заранее зная, какие новости потрясут сегодня весь город. Мальчишки скотомками, внутри которых стопками лежал пахнущий типографской краской свежий газетный тираж, расходились поулицам. Вставали науглах иважно горланили тонкими детскими голосами.
—Газета, «Утренний вестник»! Узнай все новости первым!— слышалось сразных многолюдных перекрёстков.
—Дядька! Непроходи мимо, почитай новые вести сфронта!— бойко ислегка требовательно кричал мальчишка вберете, проходящему мимо мужчине вофраке. Сегодня все сословия были равны, покрайней мере, втакие моменты.
Мужчина охотно сворачивал, кидая мальчишке медяк инадев перчатку брал изего чумазых рук свёрток. Азатем шёл дальше, сопровождаемый криками.
—Демоны наступают! Армия продолжает отступать! Император издал новый указ! Всё это в«Утреннем вестнике»!
Господин торопливо шёл дальше, выискивая место, где сесть ипочитать. Ждущие начала рабочего дня мужики сталелитейного цеха сдвигались, предлагая нарядному чинуше сесть рядом.
Онсадился, жадно впиваясь глазами вровные строки иводя пальцем вперчатке пожелтоватому листу.
Затем, прочитав газету, онбросал еёвстоящую рядом урну, хмуро уходя посвоим делам. Свёрток вынимали мозолистые лапищи иработяги приступали кизучению новостей, сбившись плотной компанией вокруг одного, кто читал вслух.
—Наш че-ло-век изВес-тни-ка со-об-ща-ет, де-ла наза-па-дном на-пра-вле-нии пло-хи, ко-ман-дую-щие ве-лят своим си-лам отсту-пать, запо-след-ню-ю сед-мицу это уже вторая от-данная губе-рния. Рать кня-зя Вя-земского про-дол-жа-ет сражать-ся, чтобы основное вой-ско императора смо-гло под-го-то-вить оборону Пет-ро-за-вод-ска,— струдом ипослогам читал он, пока вся его дружная компания дышала через раз.— Видимо, плохо всё мужики… Несдюжить нашим…
Дочитав вести, мужики стяжелым сердцем качали головами. Встав, один изних размял спину ипоставил налавку сумку, направляясь впротивоположную отцеха сторону.
—Тихон! Дакуда ты-то пошёл?.. Утебя семья! Тут тыполезнее! Анька только разродилась!— всердцах кричали друзья.
Тихон лишь светло улыбался.
—Так ятока иждал, пока родит, чтобы доносила, атеперь пойду. Непоминайте лихом. Скажите Фролу, пусть отдаст место, кому нужно. Аятак больше немогу, пора вставать,— после этих слов насердце стало так легко, что хотелось парить.
—Голову тытам свою дурную только потеряешь!— кричали ему вслед.
—Аесли итак,— тихо отвечал себе под нос новобранец.— Кто, если нея? Икто сказал, что это большая цена? Как говорится, кто кнам смечом придёт, тот отмеча ипогибнет.
Смятая газета отправлялась назад вмусорку, мужики досадливо кривились ишли наработу, оглядываясь назад. Вдруг онпередумает, вдруг вернётся. Ноникто так иневозвращался.
Исписанную последними новостями бумагу снова вынимали, наэтот раз узловатые старые пальцы, засовывая запазуху.
Вечером, после торжища, понурая лошадка несла домой пустую телегу, тяжело дыша инадувая худые бока свыступающими рёбрами. Зима вышла несамой доброй, поэтому животинка радовалась лету втройне. Внутри телеги сидел сутулый старик. Онсмотрел намир одиноким глазом, втовремя как другой был плотно затянут бельмом, азапазухой лежала весточка избольшого мира. Куда больше, чем этот человек ився его деревня.
Под ночь, когда молодой голос дочитывал сводку, старик ложился спать стяжелым сердцем, долго ворочаясь иразмышляя.
Утром, встав вранних сумерках, онсобрал вещи. Огниво, моток бечёвки, свечу. Взял краюху хлеба, нотут жеположил назад. Уже через полчаса деревню покидала одинокая сгорбленная фигурка, направляясь назапад.
Его проводила виляющими хвостами пара дворовых собак, азаоколицей нагнали шлёпающие босые ноги, несущие паренька десяти лет.
—Дед! Дед! Куда ты⁈— кричал он, пока ввисках стоял шум бьющегося сердца.
—Ничего оттебя нескроешь, Алёша,— улыбался дед.— Япойду назапад, носкоро вернусь, дождись меня.
—Сдемонами драться?— насупившись, спрашивал малец.
—Аесли сними?— хитро улыбался дед, пряча грусть.
—Нотыжестарый!— бессильно говорил внук.
—Зато тымолодой, Алёша, тымолодой,— тепло говорил старик, асердце его наполнялось лёгкостью, датак, что хотелось парить
—Как мыбез тебя?— наконец-то дал волю слезам мальчик, размазывая влагу полицу.— Кто нам будет рассказывать отом, что видел игде был? Мыбез твоих рассказов неуснём теперь…
