Губы сами собой сложились в горький оскал. Сам того не ведая, я загнал в ловушку не только его, но и себя.
Есть только одна душа, что откликнется на мой зов. А сделать это придётся, иначе девочка погибнет. В этом выборе из двух зол, я выбираю большее.
Я смотрел на то, как её силуэт появляется из межмирового провала в полу. Она стояла спиной ко мне, и я не понимал, что чувствую. Да, я призвал её для того, чтобы затянуть все неупокоенные души и дать понять твари, что здесь ей ловить нечего. Использовал, как одно из многочисленных своих орудий. Но внутри всё равно что-то затрепетало. Где-то в груди как будто задрожала тонкая струна, иррациональной болью отдаваясь во всём теле. А ведь я был уверен, что уже не способен что-то чувствовать к ней. Что все те года, которые я провёл под плащом Тёмного, убили во мне ту часть, что отзывалась на данное матерью имя. То самое, на которое изредка срывалась Листик по старой памяти.
В комнате зазвучала колыбельная. Без слов, только создаваемая голосом музыка. Души потянулись к ней, как будто она была сосредоточением света. И лишь в последний момент она обернулась ко мне, глянула своими блёклыми глазами, растворяясь в воздухе. На секунду мне тоже захотелось уйти с ними, но пальцы Листика, вонзившиеся мне в плечи, напомнили, что моё время ещё не пришло.
Зато оно пришло для духа. Поняв, что здесь его не ждёт ничего, кроме смерти, он стрельнул в меня полным ненависти взглядом и резко покинул тело девочки, убираясь восвояси. Я же воспользовался моментом неразберихи, вернувшись в астрал и выдернув оттуда ребёнка. Надеюсь, она мало что запомнит из того, что видела или чувствовала. В любом случае, стоит навестить её позднее, когда придёт в себя.
Видеть, как счастливо плачущая мать обнимает своего ожившего ребёнка — кажется, это лучшее, что я вообще мог созерцать за свою жизнь. За обе своих жизни.
Разговор с Меньшиковым прошёл довольно быстро, я обрёл ещё одного союзника. Мужчина безропотно согласился с тем, что теперь должен мне три услуги, и проводил нас до дверей, непрестанно сыпля в мою сторону благодарностями.
Жена Геннадия, чьё имя я в спешке так и не узнал, просто крепко обняла меня на прощание и поцеловала в щеку.
Там же, на лужайке около дома Меньшиковых, я распрощался с Марой, Лебедевой и Листиком. Оксане я отдельно сделал внушение, чтобы где-нибудь в случайном разговоре не обмолвилась о том, что я справился там, где облажался Светлый и даже не рискнул сунуться Старик. Не стоит им сейчас это знать, рано. Пусть дальше тешатся своим мнимым величием.
Хризалида всё порывалась проводить меня до дома, беспокоясь о моём почти опустошённом источнике, но мне было достаточно того, чтобы она поделилась со мной энергией, достаточной для полёта на клинке до дома.
— Больше. Так. Не. Делай! — раздался ослабленный, но гневный голос в моей голове. Лилит тоже хорошо досталось, и демонесса явно была недовольна этим фактом.
— Да вот знаешь, в кои-то веки я с тобой полностью согласен, — усмехнулся я в ответ, зябко кутаясь в куртку.
Дома меня внезапно окружили сразу же, как только я прилетел: оказывается, был запланирован семейный ужин, о котором меня, как всегда, не предупредили. А, может, и говорил кто-то, но это умудрилось выскочить из моей головы в общей суматохе. С боем добился, чтобы мне дали хотя бы в душ сгонять, да переодеться во что-то более приличное. На все вопросы о моём состоянии и внешнем виде отвечал, что меня сегодня существенно нагрузили в академии.
Стоило только вновь спуститься, как мне тут же усадили за большим столом рядом с дедом, Марго, матерью и отцом, Виктором, его женой… Всеми. Пожалуй, только Саранского с женой не хватало, но это было предсказуемо, Ксения последнее время старалась периодически бывать в месте, где его временно содержали под домашним арестом.
За столом звучали разговоры, постоянно передавались из рук в руки блюда, кто-то периодически повышал голос. Я, сначала чуть не засыпающий от слабости, постепенно взбодрился и молча ел, но умудрялся чувствовать себя одновременно рядом со всеми. Неожиданно этот гомон после звенящей тишины астрала стал для меня очень приятным звуком. Мои замерзшие в той черной пустоте тело и сознание каким-то образом отогревались здесь и сейчас, за этим столом и в кругу этих людей.
Достаточно остро в голове высветилась простая, но только сейчас полностью осознанная мною мысль: ведь я мог сегодня сюда и не вернуться. Меня вполне могли сожрать в астрале, как того духа Светлого, пока я спасал чужого ребёнка, который, по сути, был дли меня никем. А если бы пострадал кто-то из моих близких? Взгляд упал на раскрасневшуюся бабушку, что-то весело рассказывающую отцу Марго…
Если с ними что-нибудь случится… С любым из них… Мои губы сложились в кровожадной улыбке от одной только мысли. Раньше я защищал эту семью больше потому, что считал это своим своеобразным долгом. Данью, что отдавал своей дочери, наверное. Сейчас же… сейчас я хотел их защищать. И боги упасите тронуть хоть кого-нибудь из них…
За окном в тишине кружили крупные снежинки, медленно падая вниз, накрывая землю и создавая эфемерный облик чистоты и первозданности. Наступил декабрь.
Глава 30
След
Ещё не вошедший в силу свет восходящего солнца сверкнул на парящем клинке, который тут же исчез, отозванный владельцем. Паладин, сощурившись, окинул взглядом академию миротворцев, ещё сонную и утопающую в предрассветных сумерках. Только на кончиках башен уже проходила граница света, постепенно захватывающего всё больше пространства.
Паладин специально выбрал такое время, чтобы не привлекать внимание раньше времени и не показывать лицо перед многочисленным населением учебного заведения, прилети он чуть позже, и точно попался бы кому-нибудь на глаза. А его фигура слишком заметна, во всех смыслах этого слова.
Молот с усмешкой на губах спустился, как на прогулке двигаясь по коридорам и шагнул в приёмную Старика. На его появление тут же отреагировала секретарша — женщина уже глубоко в возрасте, но уже присутствующая на рабочем месте в столь ранний час. Она пристала со своего стула, стремясь остановить гостя, уверенно шагающего к двери кабинета начальства. А ведь тот с утра предупредил, что гостей не ждёт.
— Никита Владимирович не принимает… — проговорила она, торопливо выбираясь из-за стола.
Молот развернул к ней внушительные плечи, и вдруг искренняя улыбка смягчила его угловатое лицо с довольно резкими чертами.
— Машенька, радость моя, неужели не узнала старого меня? — дружелюбно спросил он, разглядывая женщину перед собой.
Её лицо уже покрывала сетка глубоких морщин, пусть и грамотно скрытых косметикой. Но от внимательного взгляда Молота не укрылась подряблевшая, потерявшая былую упругость кожа, потускневшие, некогда ярко голубые глаза и болезненно увеличенные костяшки когда-то изящных пальцев, которые секретарша тут же сложила в застенчивый замок.
— Михаил Анатольевич, это и правда вы… — тихо выдохнула женщина, падая в кресло, как будто ноги в одно мгновение перестали её держать.
