–Не будем,– вразнобой протянули ученицы.– Лучше еще какую-нибудь миниатюру сделаем.
–Девочки, вы меня убиваете.– Ася вынула кассету, спрятала ее в шкаф, принесла из угла стул, поставила напротив лавочки и села.– Я не думала, что для вас так много значит чужое мнение. Но главное даже не это. Я всегда была уверена, что вы чувствуете себя артистами, а настоящий артист должен уметь сыграть все. Пусть даже огурец изобразить.
–Огурец!– прыснула Катюша.
–Зря смеешься. Я говорю абсолютно серьезно. Хотите, расскажу один случай из своего детства?
–Конечно, хотим.
–Мне тогда было четырнадцать, почти столько же, сколько тебе, Диана, и тебе, Ириша. К нам в школу пришла руководительница самодеятельного театра. Она сказала, что приглашает всех желающих играть в спектакле. В настоящем спектакле, с костюмами, освещением, декорациями. Ясно, мы с подружками были в восторге от такого предложения и тут же записались в кружок.
Нас собрали на первую репетицию, и тут обнаружилась одна не особо приятная деталь: девчонок ровно втрое больше, чем мальчиков. Попросту говоря, ребят было всего трое, в то время как нас целых девять человек. Остальные предпочитали гонять в футбол на школьном дворе.
Увидев это, наша режиссерша очень расстроилась. Оказывается, она собиралась ставить «Три мушкетера», а как известно, роли там в подавляющем большинстве мужские.
«Ну, что с вами делать?– грустно спросила она.– Снова брать «Аленький цветочек» или «Гуси-лебеди»?»
Мы зашумели, что хотим играть взрослую пьесу, а детсадовский репертуар нам давно надоел.
Руководительница некоторое время подумала, а затем предложила:
«Тогда пусть короля и кардинала играют мальчики, а мушкетеров – девочки».
–А Д’Артаньяна?– перебила Асю Диана. В темных глазах ее зажглось любопытство.
–Д’Артаньяна дали мне!– Ася сделала паузу, наблюдая за произведенным эффектом.
–Но был же третий мальчик!
–Он оказался слишком хлипким, какого-то негероического склада, и ему поручили роль слуги. Однако вы вынудили меня забежать вперед. Если же соблюдать хронологию, то события развивались так: на предложение режиссера мы ответили категорическим отказом. Точно, как вы сейчас.
–И что она?– робко спросила тихая, застенчивая Алена.
–Принялась нас убеждать, уговаривать, что у нас все получиться наилучшим образом. И, в общем, убедила. Мы начали репетировать.
Поначалу было чудно: вполне взрослые девчонки, у всех уже сложились фигуры. Нам казалось, что в мушкетерских костюмах мы выглядим ужасно смешно. Стеснение мешало расслабиться, руки и ноги были деревянными, да к тому же эти дурацкие шпаги, болтающиеся на боку! Они доставали нас больше всего, просто из себя выводили.
Но наша руководительница обладала завидным терпением. Она придумывала и ставила с нами кучу этюдов, фантазировала интереснейшие мизансцены и при этом не уставала повторять, какие мы способные и умелые. И постепенно у нас стало получаться.
Сначала исчезла скованность, сценические движения приобрели уверенность и пластичность, мы научились владеть шпагой. А затем появился азарт.
На премьеру пригласили всю школу, актовый зал ломился, в нем негде было яблоку упасть. Мы с девчонками стояли за кулисами и тряслись: впервых двух рядах сидели наши одноклассники. До нас долетали приглушенные смешки и комментарии, типа: «Ну, сейчас будет комедия».
Первой не выдержала моя соседка по парте, Лена Самойлова.
–Девочки, я боюсь. Нас подымут на смех. Посмотрите, у меня под плащом грудь видна!
Мы стали утешать ее, но уверенность потихоньку покидала и нас.
И вот начался спектакль. Первое, что мы услышали, появившись на сцене,– громовой шепот нашего классного двоечника и шута: «Гляньте, три мушкетерихи с вениками идут!»
И тут мы увидели нашу руководительницу. Она стояла сбоку, в проходе между стульями и окном, и улыбалась – так весело, будто ничего плохого не происходит, напротив, все идет великолепно. Как я сейчас понимаю, ей нелегко давалось самообладание. Наверняка трусила не меньше нас, просто виду не подавала.
Но тогда… ее молчаливая поддержка оказалась как нельзя кстати. Пересиливая смущение и страх, мы продолжали играть наши роли. И зал затих.
Знаете, девочки, есть такая особая тишина, знакомая только тем, кто выступает перед публикой – артистам, музыкантам, спортсменам. Ее чувствуешь всем своим нутром. Она окрыляет, связывает тебя с сотней других людей невидимыми, но прочными узами. Крепче, чем иное слово. Понимаете, о чем я говорю?
Ася поглядела на притихших девчонок.
–Да, понимаем,– точно эхо, отозвалась Диана.
–Ну вот. Это было чудесно. Я до сих пор помню каждое свое движение, каждую фразу, как мне хлопали – очень громко и искренне. А потом, на следующий день, к нам подошли мальчишки. И знаете, что они сказали?
–Что вы классно играли,– подсказала Катюша.
–Да.– Ася улыбнулась.– Ты права. Но не только это. Они через десять минут забыли, что перед ними на сцене девочки из их класса. Мы были настоящими мушкетерами и отлично фехтовали. И они… приглашают нас на дискотеку в ближайшую субботу.
Девчонки весело захохотали.
–Тогда было другое время,– старушечьим тоном произнесла Диана и вздохнула.
–Ерунда,– вдруг возразила Алена.– Все времена одинаковы. Что, наши пацаны не люди?
–Правда, девочки, может, попробовать?– нерешительно проговорила Ира.
Некоторые закивали ей в ответ. Одна Диана продолжала молчать, ногтем отколупывая от скамейки краску.
–Не порти казенное имущество,– попросила ее Ася.– И не заставляй себя уговаривать всем коллективом. Ты ведь уже давно согласна, только…
–Выпендривается!– подсказала Маша, которая должна была танцевать Джульетту.
–Сама ты выпендриваешься.– Диана показала ей кулак.– Ладно, давайте репетировать. Но предупреждаю: если во время моего танца в зале кто-нибудь вякнет – больше на сцену не выйду!
–Идет,– согласилась Ася.
Она снова поставила музыку, и они с девчонками долго слушали кассету, раз за разом перематывая пленку и возвращаясь к началу. Так пролетело все время, отведенное для занятия.
–Завтра у вас рок-н-ролл,– сказала Ася на прощанье,– а послезавтра начнем делать первую сцену. И не забудьте поговорить с родителями насчет костюмов – денег на них нет, шить будете за свой счет.
8
Прошла неделя, за ней другая. Асины героические усилия не пропали даром – ей стало намного легче. Воспоминания о белобрысом утратили волнующую яркость, перестали пугать, поблекли, а вместе с ними ушли тоска и апатия.
Лишь один раз, за ужином, Ася неожиданно для самой себя, спросила нарочито безразличным тоном:
