–Тихо. Не двигайся. Тебе нельзя двигаться. Лежи. Спи.
Алексей послушно закрыл глаза и… проснулся.
Первые мгновения он не понимал, что происходит. Тело точно парализовало, комната плавала в туманно-разноцветном мареве, ныло раненое плечо, хотя раны были пустяковые и беспокоили редко.
Потом сознание начало понемногу проясняться.
…Кажется, он спал и видел во сне Женю. Но почему – ее? Они не виделись целую вечность. С тех пор, как она собрала его вещи в два огромных чемодана и выставила их на площадку, сказав при этом:
–Больше сюда не возвращайся. Никогда.
Накануне вечером Алексей пришел домой на рогах и, схватив кухонный нож, стал угрожать им жене и маленькой Лидушке. Те едва успели сбежать к соседям.
Утром он опомнился, просил у Жени прощения, но она была непреклонна.
–Если не хочешь, чтобы девочка выросла больной, уходи. Мне ничего не нужно, я выращу ее сама. От тебя прошу одного – исчезни из нашей жизни.
Алексей ушел к родителям. Первое время он пытался что-то склеить, караулил жену у подъезда, носил дочке подарки. Через месяц Женя забрала Лидушку и скрылась неизвестно куда – то ли к бабке в деревню, то ли к тетке в отдаленную область. Выяснить о них Алексею ничего не удавалось – родственники молчали, как партизаны.
Позже, года два спустя, мать рассказала ему, что видела Женю в метро на эскалаторе. Но Алексею уже было все равно: отвык от семьи, да и вообще мало что соображал, находясь в постоянной отключке.
С тех пор прошло восемь лет. Конечно, за это время он вспоминал Женю, и не раз. Иногда она ему снилась, но настолько ярко, ощутимо, так, что хочется протянуть руку и потрогать… Нет, такого не было.
Алексей тяжело поднялся с дивана, дошел до кухни, налил в стакан воды из-под крана и жадно, залпом, выпил. В глазах рябило, левая половина головы будто онемела. Настроение – хоть с моста в реку, но из-за чего, Алексей понять не мог, как ни пытался.
Вроде бы вчера он отработал свою смену, сегодня выходной, можно хоть целый день валяться перед телевизором или мотнуть куда-нибудь прогуляться.
Странно, но эти мысли совершенно не прибавили ему оптимизма, наоборот, стало совсем хреново. Голову точно тисками сдавило, в горле пересохло.
Лучше бы он сегодня кочегарил в своей котельной, чем сидеть здесь, как сыч, и лезть на стенку. И Настя хороша со своими неотложными делами, пока дождешься ее – вовсе башню снесет.
…Алексей вдруг замер на месте, пораженный внезапной догадкой. Нет, не может быть. Женя в его сне… она была похожа на Настю, ей-богу, похожа: те же правильные, точные черты лица, чуть заметная скуластость, волосы, темные с блеском, неуловимо-загадочный взгляд. Даже голос один и тот же…
Да нет, ерунда! Все наоборот. Это не Женя похожа на Настю, а та напоминает ему бывшую жену. И как он раньше не замечал? Или… замечал, да не хотел признаваться в этом, сам себе мозги дурил?
С того самого момента, как она вылетела из-за стены ему навстречу и остановилась ни жива ни мертва,– тогда и мелькнуло в мозгу: вылитая Женька. Та, какой она была, когда они вместе ездили в Питер, тогда еще Ленинград. Потихоньку удрали из дому сразу после школьных выпускных экзаменов, взяли билеты в общий вагон и всю дорогу лопали мороженое, глазели в окно и смеялись как сумасшедшие, так, что другие пассажиры недовольно переглядывались и делали им замечания.
Сколько ж им тогда было? Обоим по семнадцать, позади осталась десятилетка, впереди были вступительные. Женька собиралась в медицинский, Алексей в ВОКУ, Высшее общевойсковое командное училище.
Женька была красавица и прекрасно это знала. Скалила в улыбке белые зубки, запрокидывала голову, заливисто хохотала, встряхивая волосами. Можно было бы, Алексей прямо со школьной скамьи потащил бы ее в загс – пока согласна, не передумала, не завертела очередной безумный роман. Но будущим курсантам это не рекомендовалось.
Они гуляли по ночному городу. Белые ночи уже миновали, но полной темноты все равно не было – в полусумраке легко угадывались очертания зданий, мостов, фонарей, причудливые узоры чугунных решеток.
Он остановился, удержал ее за руку, наклонился к самому уху:
–Будешь ждать меня?
Женькины глаза таинственно поблескивали, от Фонтанки бежал прохладный ветерок.
–Сколько?– спросила Женька почему-то так же, шепотом.
–Четыре года.
Она помолчала, сдвинув брови, будто что-то прикидывала про себя. Подумала немного, затем кивнула.
Тогда он обнял ее посреди безлюдного ночного Невского проспекта и поцеловал. Женькины губы были сладкими, точно она только что ела клубнику.
Она действительно ждала его все четыре года, провожала замуж подруг, а сама держалась со стойкостью, достойной уважения. Выпуск из училища был двадцать третьего июня, а двадцать четвертого они справили наконец долгожданную свадьбу.
За эти годы Женька стала еще красивей, хотя, по идее, это было уже невозможно. Она, не колеблясь, перевелась на заочное в мединституте и поехала с Алексеем в Наро-Фоминск – ему дали лейтенанта и направили служить командиром разведвзвода в Кантемировскую танковую дивизию. Жили они в общежитии, но Женька, несмотря на все «прелести» плохо устроенного быта, никогда не роптала. Продолжала оставаться спокойной, выдержанной и все хорошела день ото дня.
Так пролетело два года. В один «прекрасный» день Алексея вызвали в политотдел и сообщили, что пришла разнарядка на Афганистан. Из четырех взводных, бывших в роте, один уже отслужил там срочную, другой успел побывать в Забайкалье, на БАМе и в Средней Азии, а у третьего было четверо детей – в горячие точки таких не посылали.
Четвертым взводным был Алексей. «Ты как командир отличного взвода достоин того, чтобы поехать служить в ограниченный контингент советских войск в Афганистане»,– сказал замполит полка. На оформление давалось два месяца.
Вечером Алексей вернулся домой и долго не решался поговорить с Женей. Она подошла к нему сама, прижалась жарко и тесно – лицо ее сияло, в кошачьих глазах горел странный, загадочный огонек.
На секунду Алексею показалось, что все это просто наваждение: как он может оставить ее одну, уехать туда, где завтрашний день не значит ровным счетом ничего, потому что сегодня тебя могут убить?
Ему вдруг захотелось причинить ей боль, он с силой и яростью стиснул ее плечи и почувствовал, как легко и податливо отзывается молодое, упругое тело.
–Алеша, я хочу тебе сказать…
–Подожди. Сначала я.– Он переборол желание, отодвинул ее от себя, заглянул в глаза.– Женя, я написал рапорт. Меня посылают в Афганистан. Скоро, через два месяца.
Она тихонько охнула, привалилась спиной к стене за кроватью. Руки ее сомкнулись на животе.
–Ты будешь ждать?– Он спрашивал снова, как тогда, в сумрачном Ленинграде, но теперь они не были детьми, тайком сбежавшими из дому. Оба стали взрослыми и отлично понимали, что к чему.
