–Когда-нибудь надо начать.– Ася деловито расстегнула молнию на юбке.
–Ты… уверена, что хочешь этого?
–Сережа, я теперь ни в чем не уверена до конца. Но ведь мы муж и жена, так?
–Конечно.– Сергей наконец поднялся и подошел к ней. Ласково провел пальцами по ее шее, груди, потом его рука опустилась чуть ниже.– Я дал тебе время залечить раны. Разве это плохо?
–Хорошо. Но раны уже заросли.
–Точно?– Он поглядел ей в глаза и тут же спохватился.– Не бойся. Я не буду больше задавать дурацких вопросов. Никто ничего не знает наверняка, есть ты и я, этого вполне достаточно. Правда?
–Да. Давай погасим свет. На всякий случай.
–Сейчас.– Сергей подошел к стене, щелкнул выключателем. В комнате стало черным-черно. Ася ждала, опустившись на краешек кровати.
Он все не возвращался. Скрипнула дверца шкафа, послышался легкий шорох.
–Что случилось?
–Ровным счетом ничего.– В темноте наконец раздались его шаги.– Вот, возьми это. Я думаю, пора.– В ее ладонь лег мобильный телефон.– Тебе ведь теперь все равно, позвонит он или нет?
–Ты прав. Мне все равно.– Она нашла его губы, прижалась к ним.
Руки Сергея сомкнулись у нее за спиной.
«Прошлого нет,– сказала Ася сама себе.– Есть лишь настоящее. А завтра начнется будущее, спокойное и гармоничное, как учил Макс».
38
Степке снился огромный пароход, многоэтажный, с высокими, прямыми трубами. Он был невероятно, сказочно красив, отплывал от берега и гудел громко-громко. На палубах толпился народ, все махали руками и кричали что-то тем, кто оставался на берегу. Дочиста вымытые, сияющие стекла иллюминаторов пускали солнечные зайчики.
Степка, открыв рот, глядел, как полоска темной воды между пристанью и кормой увеличивается на глазах. У него даже дух захватило от восторга.
Внезапно на верхней палубе мелькнула новая фигура, показавшаяся Степке смутно знакомой. Вот она приблизилась к поручням, взялась за них одной рукой, а другую неуверенно подняла, собираясь махнуть.
–Мама?– полушепотом произнес Степка.
Это действительно была Ася. Она стояла спиной к солнцу, на ее лицо падала тень, но Степка все равно видел улыбку на губах. На ней был его любимый костюм: малиновый джемпер и длинная вязаная юбка, распущенные темные волосы трепал ветерок.
–Мама!– крикнул Степка уже громко, пронзительно.– Мама! Не уплывай!
–…Степан!– раздался у него над ухом незнакомый суровый голос.– Подъем!
Степка вздрогнул и открыл глаза. Прямо перед ним стояла бабушка Валя, аккуратно одетая и причесанная, улыбалась ярко-красными напомаженными губами.
–Вставай,– повторила она голосом из сна.– Мы идем записываться в школу.
–А где все?– жалобно пролепетал Степка.– Мама, папа, Нинюся?
Он вдруг ужасно испугался. Ему показалось, что близкие, родные люди пропали неизвестно куда, оставив его один на один с этой строгой и совершенно чужой женщиной.
–Мама и папа поехали в посольство по делам, а Нина Владимировна на кладбище, навещает своего сына.– Бабушка Валя решительно потянула одеяло.
–А что такое кладбище?– поинтересовался Степка, ежась от прохлады.
–Ты разве не знаешь?– смутилась бабушка.– Хорошо, я тебе после объясню, а сейчас быстренько подымайся и марш умываться.
Степка босиком прошлепал в ванную, включил тоненькую струйку и мазнул мылом щеки и нос.
–Как следует мойся,– произнесли за дверью.
Он вздохнул, прибавил воды и намылил все лицо, как учила его Нинюся.
За завтраком Степка вспомнил сон, и у него зачесались глаза.
–Это что такое?– Бабушка Валя внимательно поглядела ему в лицо.– Ты, кажется, собираешься нюни распускать?
–Мне снилось, что мама уплыла.– Степка всхлипнул, тихо и горестно.– На пароходе. Далеко, без меня.
–Глупости,– сердито проговорила бабушка.– Ты же отлично знаешь – мама и папа уезжают на поезде. Очень скоро. Но это совершенно не означает, что нужно реветь, как девчонка. Они будут много работать, заработают большие деньги, привезут тебе дорогие подарки. А через некоторое время заберут тебя к себе в красивый город.
Степка рассеянно слушал и ковырялся ложкой в манной каше. Бабушка Валя встала со стула и положила руку ему на плечо.
–Ты уже большой мальчик, Степа,– произнесла она немного мягче,– папа в твоем возрасте ходил в детский сад на пятидневку. Я брала его домой лишь на воскресенье, потому что всю неделю работала с утра до вечера. И он никогда, слышишь, никогда не плакал.
Степке стало стыдно. Он низко опустил голову и принялся быстро-быстро черпать кашу из тарелки.
–Вот, молодец,– сдержанно похвалила бабушка Валя,– пей чай и одевайся. У нас с тобой очень много важных дел.
Важные дела показались Степке совсем неинтересными, а попросту говоря, откровенно скучными. Они обходили школу за школой, он оставался стоять в вестибюле, а бабушка шла к директору. Вскоре она возвращалась оттуда, всякий раз все более недовольная, ворча под нос странные и непонятные слова: «поборы», «некомпетентность», «слабая программа».
Под конец Степка совсем устал и сник, ему стало казаться, что эти мытарства никогда не закончатся. Но тут вдруг из директорского кабинета появилась сияющая бабушка Валя и поманила его пальцем.
За столом сидела пожилая седая женщина в очках.
–Здравствуй,– поздоровалась она со Степкой. Голос у нее был негромкий и ласковый.
–Что нужно ответить?– прошипела над его ухом бабушка Валя.
–Здравствуйте,– пробурчал Степка.
–Садись сюда,– седая указала на стул,– вот тебе книжка, почитай-ка мне немного.
Степка принялся читать по складам, морща лоб от усердия. Сначала ему было трудно, но потом он увлекся и даже стал произносить некоторые слова целиком, не разбивая их на слоги.
–Спасибо,– остановила его седая и, обращаясь к бабушке Вале, проговорила:– Конечно, навыка быстрого чтения у него пока что нет, но перспективы хорошие. До скольких он умеет считать?
–До ста,– гордо сказал Степка.
–На дереве сидели четыре вороны. Охотник выстрелил и убил одну. Сколько осталось?– Пожилая, улыбаясь, смотрела на Степку.
Он пошевелил губами, выставил вперед ладошку, загнул поочередно большой и указательный палец. Лицо его осветилось радостью.
–Посчитал?
–Да. Их осталось…– Степка уже почти готов был сказать «три», но вдруг остановился.
–Ну же, Степа, говори быстрей,– нетерпеливо поторопила бабушка Валя,– это же элементарно.
–Тихо,– попросила седая.– Не мешайте ему соображать. Так сколько ворон осталось, Степа?
