Рутгер Леон свернул за угол и привычно провел рукой по боковому карману брюк: нож был на месте.
Коп засадил его за решетку.
Но адвокат Рутгера вытащил его из тюряги. Старина Игги, или Эсквайр, как он себя называл, сделал это на его, Рутгера, денежки, полученные от продажи наркотиков и живого женского мяса.
Рутгеру до того понравилась эта мысль, что он расхохотался.
Ничего, что взяли — умнее стал. А до этой девицы он доберется. Как там ее звали-то? Келли, кажется. Вот была классная телка в молодости! За дозу такое вытворяла — обхохочешься! Но хочешь не хочешь, а наказать ее придется. Зря он, что ли, в аквариуме у копов парился? Да и за Рэя отомстить надо. Ведь его из-за этой падлы кончили. Конечно, Рэй и сам козел тот еще — на пушку полез, но все равно в этом была отчасти виновата проклятущая Келли.
Копы-то, поди, считают, что эта дешевка в госпитале в безопасности, рассуждал Рутгер, но на всякую замочную скважину имеется ключик, а вместо прямых дорог — обходные пути.
Рутгер еще раз обошел здание и осмотрелся. Вокруг все было тихо. У него в кармане лежала бумажка с нацарапанными на ней номерами корпуса и отделения, где находилась Келли. На Рутгере же была такая же зеленая пижама, какую носили хирурги в операционной и хирургический персонал. «Копы еще только начнут почесывать себе брюхо, — подумал Рутгер, — а сучка Келли уже будет иметь у себя на заднице метку в виде двух слов: „шлюха“ и „потаскуха“. Их Рутгер собирался вырезать острием ножа у нее на ягодицах.
Может, оно и к лучшему, что Рэя грохнули? В таком случае Келли станет его безраздельной собственностью. Рутгер испытывал к Келли странное чувство — как к дрессированному зверьку, которого можно заставить сделать все, что тебе заблагорассудится. Теперь она и не сбежит никуда, и к другому не переметнется — куда уж тут бежать, когда у тебя вся задница расписана, верно?
Рутгер представил себе, какую плаксивую физиономию скорчит Келли, когда он объявит ей, что именно намеревается с ней сделать, и еще раз — от всей души — расхохотался.
Госпиталь, чем его ни мой и как ни скреби, всегда госпиталь. И запах в нем всегда особый — госпитальный. Мэгги не имела ничего против того, чтобы навестить больного, но в глубине души всегда стремилась побыстрее оттуда убраться.
Увидев их, Келли расплылась в счастливой улыбке:
— Вы и вправду пришли! Вот уж не ожидала.
— Слово полицейского — закон. — Шон присел в ногах ее кровати.
Келли застенчиво посмотрела на Мэгги:
— Вы даже не из полиции, а все равно пришли.
Мэгги улыбнулась:
— Это неофициальный визит. Мы просто решили узнать, как ты себя чувствуешь.
— Руку мне забинтовали. — Келли прикрыла глаза и застонала: — Ах, Господи, Господи, ничего-то я не знаю, ничего не умею! Мне так тяжело…
Мэгги взяла девушку за руку:
— Борись с этим. Изо всех сил борись. Но я в тебя верю. Ты снова станешь чистой и начнешь жизнь сначала. Только вспомни о зубах Рутгера — и тебе до скончания дней не захочется бродить ночью по улицам.
У Келли была ломка, и она ужасно страдала. Это было видно по ее запавшим глазам и пепельного цвета лицу. Тем не менее на шутку она отреагировала и даже сделала слабую попытку улыбнуться.
— Точно, зубы у него как гнилые пеньки. Хорошо, что Рутгер в тюрьме. Вот было бы здорово, если бы кто-нибудь потерял ключ от его камеры.
Шон посмотрел на Келли:
— Дело в том, что Рутгера выпустили.
— Господи! — воскликнула несчастная. — Считайте теперь, что у вас еще один труп!
— Ничего подобного, — твердо заявила Мэгги.
— В холле сидят двое вооруженных полицейских. Это хорошие ребята и мои друзья, — сообщил Шон. — Через некоторое время их сменит следующая пара. Так что Рутгер до тебя не доберется.
— Как бы мне хотелось вам верить, — чуть слышно отозвалась Келли.
— Поверишь, — сказал Шон. — Завтра снова увидишь нас. Часов в девять — десять утра мы снова придем тебя навестить. — Коснувшись ее щеки, он добавил: — А теперь попробуй уснуть. Отдых для тебя — первое дело.
Келли снова попыталась улыбнуться.
— Не бойся, — твердо проговорил Шон, — мы с тобой, и все будет хорошо.
Он и Мэгги поднялись и вышли из палаты. Шон с минуту постоял у двери, болтая с полицейскими. Мэгги особенно понравился один рослый шотландец по имени Ангус, которого его коллега, ухмыляясь, называл «нянькой» за сочувствие к больным.
Мэгги не удержалась и от полноты чувств поцеловала здоровяка шотландца в щеку.
— Смотри, Ангус, — усмехнулся Шон, — не вздумай увести у меня женщину.
Пожав друг другу руки, они расстались.
Войдя в апартаменты Шона, молодые люди обнялись. Мэгги показалась ему в этот вечер такой желанной, нежной и страстной, что он прошептал:
— И чем же я все это заслужил?
— Тем, что ты такой, какой есть. — Мэгги приникла к нему всем телом. — Ты такой… такой… — Не закончив фразу, она поцеловала его.
Шон ответил ей жарким и страстным поцелуем.
И минуты не прошло, как их одежда, скомканная, лежала на полу, а они, задыхаясь от желания, сжимали друг друга в объятиях. Потом они легли в его постель, и Мэгги, проведя рукой по волосам Шона, посмотрела на него своими золотистыми глазами.
— Шон… — прошептала она. — Мне кажется, я влюбилась в тебя.
Шон замер и напрягся, потом поднял на нее глаза и прошептал:
— Я влюбился в тебя в ту же минуту, когда впервые усидел.
Шон заключил ее в объятия и любил нежно и страстно.
Он был окружен темнотой.
Но в темноте этой были слышны какие-то звуки. Ему казалось, будто он просыпается после долгого и очень глубокого сна.
Потом он вздрогнул. Было чертовски холодно.
Неудивительно. Он спал на чем-то очень твердом и холодном. Потом он почувствовал под собой какой-то странный скользкий предмет — стальной, что ли? Он с шумом втянул в себя воздух. Что-то перекрывало ему дыхание. В ужасе он сунул пальцы в рот и достал оттуда… кусок простыни.
Со временем он начал воспринимать свет. Потоки яркого, пронизывающего света заливали место, где он находился, а тени жались по углам.
Потом он услышал, как капает вода.
Прежде всего было необходимо принять вертикальное положение, подняться. Это оказалось очень трудно, но, черт возьми, он был сильным человеком. Под его руками трещали человеческие черепа…
Он и на этот раз не сдался без боя. Он сражался. С копом. Этот ублюдок стрелял в него, вот в чем дело. Потому-то он и оказался здесь — в госпитале.
Голод.
